– И что тогда?! Надо же брать! – с юношеской запальчивостью воскликнула она, осушая стакан и возвращая его хозяину кабинета. – Это же явное преступление! Причем не одно!

– Ага! А факты?! Факты, доказательства… Не все так просто. На одних догадках и эмоциях полную картину преступления не составишь. Все скользко, зыбко, да и опасно. Это вы уже поняли по случаю с Савельевым и его тещей. Ее так вообще убили только за несколько листов бумаги, которые даже к делу пришить было невозможно. Так, вода одна… Сила серьезная. Противостоять ей сложно. В лучшем случае – согнут, в худшем – сломают, или еще чего.

– А помощи?! Помощи попросить вам не у кого, Валера?! Есть же какие-то структуры, которые… – она долго подбирала подходящее слово и, не подобрав, сказала то, что думала. – Которые не продажные! Не вся же верхушка погрязла в коррупции, так ведь?!

Валера с ней если и был согласен, то вслух это никак не выразил. Вместо этого он еще час излагал ей свое видение проблемы. Знакомил с документами, имеющимися у него по делу. Потом инструктировал. Пообещал связаться с тем, с кем, по его мнению, связаться он был просто обязан, а под конец спросил:

– Не боитесь, Люба?

– Я уже устала бояться, Валера! Устала!!! Теперь уж будь что будет.

– Ну, тогда с богом! Будем надеяться на то, что у нас с вами все получится…

Люба взялась за ручку двери, но Валера вдруг снова ее окликнул. Тут же принялся прямо при ней звонить куда-то и докладывать по существу. Это ему так там велели – на другом конце провода – по существу и кратко. Он изложил. Вернул трубку на место, и они вместе стали ждать высочайшего решения. Ждали долго, как им показалось. На самом деле прошло всего-то ничего – пятнадцать-двадцать минут. Когда прозвучал телефонный звонок, они оба от неожиданности вздрогнули. Уставились друг на друга и синхронно судорожно сглотнули.

Валера для чего-то встал навытяжку, поднял трубку и слушал очень внимательно какое-то время. Потом пробормотал «слушаюсь», положил трубку и смахнул пот со лба рукавом рубашки.

– А ты говоришь! – выдохнул он и потянулся к стакану, опорожненному до этого Любой.

– Ну, что там? – отчего-то громким шепотом поинтересовалась она, приплясывая от нетерпения.

– Все! Машина заработала, Люба! – почти с обожанием проговорил он, вылив в себя сразу полстакана воды. – Заработала! Теперь дело только за тобой… Если облажаешься, то… Короче, ты поняла!

Что она могла ему сказать в ответ? Ничего кроме короткого: я постараюсь.

То, о чем они говорили с Валерой, казалось простым и единственно правильным, пока она сидела напротив него в его кабинете. Пока шла по коридору отделения милиции, тоже все было предельно ясно и понятно. Но вот стоило выйти на улицу, пройти пару кварталов по разомлевшей от августовской жары улице, как вся уверенность ее куда-то мгновенно испарилась.

Что-то не вязалось. Что-то ускользало и увиливало, не желая укладываться в те самые рамки, что определил Валера.

Вроде с главным действующим лицом во всей этой истории они определились. И мотив имелся, и косвенные доказательства. Не было свидетелей, но здесь Люба особенно уповала на Иванова.

Это пока он боится. Пока главное действующее лицо не сядет за решетку. Потом-то чего? Потом бояться станет некого, чего не дать показания? И ведь есть какая-то статья про сокрытие и все такое. Припрут они к стенке Иванова, никуда он не денется.

И все же, все же, все же… Не верилось ей как-то, что все это так просто. Не верилось, хоть умри. Не укладывался в эту схему ее телефонный аппарат со зловещей начинкой. Совершенно же не укладывался.

Пройдя пару кварталов пешком, она все же решилась влезть в автобус и доехать до своей остановки.

Духота в салоне была, как в предбаннике. Люди обливались потом, обмахивались газетами, кепками и срывали зло на ком придется. Стоя на задней площадке, прижатая к металлическому поручню чьей-то потной спиной, Люба в коллективных склоках не участвовала.

Да, жарко. Да, невыносимо и отвратительно липнет к телу одежда. Да, противно щекочет шею взмокшая прядь волос. Но это не повод для того, чтобы, рдея щеками, выплескивать свое раздражение на рядом стоящего.

Ей бы их проблемы, вяло подумала Люба в тот момент, когда потная спина, прижимающая ее к поручню, уступила место другой такой же.

Кто-то на кого-то навалился, кто-то кому-то отдавил ногу, и, о боже, кто-то жарко дышит кому-то в шею! И никому не придет в голову простая спасительная мысль, что это все есть еще одно проявление жизни как таковой. Они все живы! Они дышат, пускай кому-то и в шею. Они движутся, они потеют, переминаются с ноги на ногу, злятся, в конце концов, но они все живы. Как сложно определиться в такой момент с истинными ценностями. Как сложно…

Она вот определилась, правда, не до конца, и недовольства не выражает. И ей и не жарко… почти. И трясет ее так, будто она босиком на снегу стоит. И пот, что струится меж ее лопаток, совсем не кажется ей горячим, а скорее наоборот.

А вдруг… Вдруг ее убьют, как Тимошу?! Просто возьмут и переедут на огромной машине, как уже пытались это сделать. Или, как тетю Веру убьют?! И она будет лежать на полу своей квартиры с проломленным черепом. Ее вытаращенные остекленевшие глаза будут невидяще смотреть в потолок, а ее кровь будет медленно вытекать из раны, и впитываться в ковер, и…

Вот что страшно-то, а они ругаются, из-за того, что им жарко!

Выбравшись на своей остановке из автобуса, Люба достала из сумочки платок и тут же вытерла мокрую от пота шею. Тут же, порывшись на самом дне, нашла там старенькую обмахрившуюся резинку и стянула ею волосы, приподняв их повыше. Провела платком по лицу и, скомкав его, убрала обратно в сумку. Так стало чуть легче. Она старалась не думать о том, что кофточка под мышками промокла насквозь, что ладони казались грязными и липкими, что в кроссовках (вот угораздило так вырядиться) будто бы хлюпает. Все пустяки. Сейчас вот она зайдет в кафе. Что-нибудь перекусит, потому что готовить дома ничего не сможет. А потом вернется к себе и будет терпеливо дожидаться.

Чего дожидаться? Чьих-то действий она станет дожидаться. Время пришло, сказал ей Валера. Подозреваемый непременно начнет как-то проявлять себя. Тянуть дальше смысла не было, поскольку Люба уже начала наступать ему на пятки. Ей нужно просто следовать инструкциям, полученным от Валеры, и ничего не бояться. Они будут рядом. Кто они, он уточнять не стал, но то, что подразумевался немногочисленный вариант сопровождения, немного вдохновляло.

Люба снова села за тот же самый столик у окна, за которым сегодняшним утром завтракала, и стала внимательно осматривать площадь перед кафе и противоположную сторону улицы. Ну, не было никого, кто хоть как-то напоминал бы собой группу ее поддержки! Может, они ее бросили? Пустили все на самотек, предоставив ей возможность разбираться со всем самой?