– Нет, – сказал я, – не трудно. Но зачем лишний раз напрягаться, если можно не напрягаться?

– Не понимаю я тебя, – вздохнула Эзерлей. – Ты как будто специально злишь компьютер. Ты все время спрашиваешь, как можно нарушить то правило, как можно нарушить это правило… Тебя что, любые правила раздражают?

Я покачал головой.

– Нет, – сказал я, – не любые, а только те, без которых можно обойтись. Почему нельзя ездить на лифте? Сколько энергии мы на этом экономим? Для такой развитой планеты, как Блубейк, это сущая мелочь. Знаешь, Эзерлей, у меня складывается ощущение, что меня начали воспитывать.

– Правильное ощущение, – подтвердила Эзерлей. – Окружающая среда всегда тебя воспитывает, хочешь ты того или нет.

– Одно дело окружающая среда, – сказал я, – и совсем другое дело – люди. То есть нопстеры. Терпеть не могу, когда за меня решают, что я могу, а чего не могу. Я не дурак, понимаю, что есть осмысленные запреты, но вот это, с лифтом, – такая дурь!

– Ну, не знаю, – пожала плечами Эзерлей. – По-моему, ты все принимаешь слишком близко к сердцу. В любом племени есть свои правила, и раз ты пришел в гости, должен им следовать.

– Я им и следую, – заметил я. – Мы ведь идем по лестнице, а не едем на лифте.

– Мы не идем, мы пришли, – поправила меня Эзерлей.

Мы действительно пришли. В обе стороны от лестничной площадки уходили два коротких коридора, в каждый из которых выходило по четыре двери. Маленькие здесь квартирки, воистину хрущоба.

Эзерлей толкнула дверь и та отворилась. Замка на двери, естественно, не было. К чему замок там, где нет воров?

Мы вошли в прихожую, которая неожиданно оказалась довольно большой, метра три на четыре, и с большим окном. Но почему здесь стоят целых два компьютера?

И тут до меня дошло. Мы стоим вовсе не в прихожей, прихожей в этой квартире нет как класса. То, что мне показалось прихожей, – одна из трех комнат, судя по отсутствию кровати – гостиная.

Выглядела гостиная убого. Голые стены, однотонный линолеум на полу, большое окно со стекло пакетом, в стену по обе стороны от него были вмонтированы два компьютерных экрана. Из обстановки в комнате имелись только два деревянных стула с жесткими сиденьями. Ни стола, ни шкафа, ни телевизора, даже зеркала ни одного нет.

– Аскетично, – констатировал я.

– Потом все закажем, – отозвалась Эзерлей. – Интересно, в спальнях такое же безобразие…

По мнению Эзерлей, в спальнях такого безобразия не было. А по моему мнению, сам факт существования комнаты, половину площади которой занимает кровать, уже является безобразием. И это убожество Эзерлей считает хорошей квартирой!

– У меня кровать на месте, даже застелена, – провозгласила Эзерлей. – У тебя тоже? Вот и здорово. Самое главное на месте, а остальное завтра закажем.

– Остальное – это что?

– Все. Занавески на окна, ковер на пол, стол какой—нибудь, стульев побольше. Не знаю, как тебе, а мне в пустой комнате неуютно.

– Мне тоже. Слушай, а где здесь кухня?

– Нет здесь кухни, – ответила Эзерлей. – Помнишь, когда мы подъезжали, мы видели такой маленький домик за деревьями?

– Не помню. А что?

– Там кафе. Если проголодаешься, там можно покушать.

– Откуда ты знаешь? – удивился я. – Ты ведь здесь тоже в первый раз.

– На Блубейке во всех районах одинаковая планировка. Очень удобно – заблудиться невозможно и всегда знаешь, где что искать.

– Все-все здания одинаковые? – удивился я. – Президент этой планеты тоже живет в такой же хрущобе?

– На Блубейке нет президента.

– Ну, если не президент, то вождь какой—нибудь здесь точно должен быть.

– Нет здесь никакого вождя, – сказала Эзерлей. – Есть только планетарный компьютер. Не знаешь, что это такое? Это такая большая машина, она думает, как разумное существо, только гораздо быстрее и лучше. Компьютер все видит и всегда знает, что нужно делать.

– А нопстеры для него как рабы?

– Почему как рабы? – Эзерлей, кажется, обиделась. – Компьютер существует не просто так, а для блага нопстеров. Он не о себе заботится, ему ничего не надо, он же машина.

– О рабах хозяин тоже заботится, – заметил я.

– Где бы найти такого хозяина, – мечтательно произнесла Эзерлей, и меня передернуло. А потом до меня дошло.

– У вас на Оле, – спросил я, – разве были рабы? Эзерлей уставилась на меня как на идиота. Я задал последний уточняющий вопрос:

– Рабы и женщины – одно и то же?

– Конечно, – ответила Эзерлей. – Ты на солнце перегрелся?

– Нет, – сказал я, – я не перегрелся на солнце. Просто у нас разные системы понятий. Когда я задавал последний вопрос, я употребил два разных слова.

– Я заметила, – кивнула Эзерлей, – но они означают одно и то же.

– Это для тебя они означают одно и то же. В моей системе понятий женщина – просто человек женского пола и все. А раб – это такой человек, который принадлежит другому человеку как собственность.

– Раб может быть мужчиной? – сказать, что Эзерлей удивилась, значит, ничего не сказать. Она была просто потрясена.

– Уже не может, – сказал я. – Рабство у нас давно отменено. Но слово осталось.

– Интересно, – сказала Эзерлей. – Я помню, ты говорил, что у вас мужчины и женщины равноправны, но я думала, что они одинаково свободны, а не наоборот.

– Так оно и есть… то есть должно быть.

– А почему ты говоришь, что все нопстеры – рабы компьютера? – спросила Эзерлей. – Они ему не принадлежат, это он принадлежит народу Блубейка.

– Он ими управляет, – сказал я. – А я не хочу, чтобы мною управляли. Я хочу жить так, как считаю нужным.

– Но это невозможно!

– Знаю, – согласился я. – Абсолютная свобода недостижима. Но я хочу приблизиться к ней настолько, насколько это возможно.

– В этом и есть смысл жизни для твоей расы? – предположила Эзерлей.

– С чего ты взяла? – удивился я. – Нет, смысл жизни не в этом. Я не знаю, в чем состоит смысл жизни, но точно не в этом. А ты знаешь, в чем смысл жизни?

– Смысл жизни, – сказала Эзерлей, – в том, чтобы соблюдать правила. Правила установлены богами, и не дело смертных нарушать их заповеди.

– И это все? – удивился я. – Другого смысла нет?

– Лучше такой смысл, чем никакого, – отрезала Эзерлей.

– Как знаешь… По мне, лучше жить без всякого смысла, чем быть рабом, пусть даже божьим.

– У нас совсем разные системы понятий, – вздохнула Эзерлей. – Но это ведь не помешает нам приятно провести время?