бы это видеть? — усмехнулся Тям. — Подбросили. Наняли банту, замотали меч в брезент, заехали прямо на территорию и в сквере перед центральным входом скинули. Видел бы ты рожи охранников!

— Да-а, вот так и проходит мимо все веселье, — почти искренне усмехнулся я.

— Ничо, приятель, тебе ли жаловаться? И мы с тобой еще повеселимся! На твоей свадьбе, а? Или может — сразу.на двух? Говорят, у вас цианутых так принято?

И весело захохотал.

Я сунул пальцы в коробочку, взял кость, нижнюю челюсть с засевшим в ней крючком и мерцающим камнем на звене маленькой цепи на другом конце крючка.

— А это что? — проговорил я ощущая в камне мощнейшую концентрацию ци недоступного мне уровня.

— А это и есть, Белут-Нага-Лаут… — негромко сказал Тям. — Да-да. То, что от него осталось. Это был маленький детёныш мурены, однолеток, вот такой, самое большее, — и Тям показал рыбацким размахом рыбку длиной чуть более метра.

— А вот это, — Тям показал на мерцающую зеленым каменную блесну, — сделало из него воттакенного дракона, когда маленький угорь заглотил блесну на этом крючке. Ох, хотел бы я взглянуть на этого рыбака, что ходит на рыбалку с такими крючками. Чтобы в торец ему живительных люлей прописать.

Хм, желание вполне понятное. Но, как бы нам самим этот неведомый и невероятный рыбак в торец не прописал при встрече. Но, говорить я этого не стал.

— Парни сказывают, что видели там на глубине еще кого-то, — добавил Тя. — Непонятно кого, в водолазных скафандрах, у наших таких нет. Чего они там рыскали не понятно, но бочку-то мы так и не нашли…

Да, бочка особой тяжести, блин. Это может быть серьезно.

— Тям! — крикнула в этот момент Пераварти со своего конца стола. — Хватит байки травить, у тебя свадьба!

И конечно, она была права на все сто процентов. Нужно свадьбу играть! А жуткие байки мы потравим потом. А пока, свадьба!

Мы вкусно ели, хорошо пили. Потом начались медляки, и, конечно же, именно Дзянь меня потащила на танцпол.

— Так, руку сюда, эту — сюда! — скомандовала она, настойчиво опустив мою ладонь на талии значительно ниже позволенного.

Чертовка всё пыталась меня поцеловать, прижималась и тёрлась чересчур страстно, пришлось даже её немного осадить.

— Дзянь, дорогая, тебе не кажется что ты привлекаешь слишком много внимания?

— Тебе не нравится⁈

— Нравится, но прекрати — люди же смотрят.

— Ясно, опять боишься, что подумает Сян! Я не против, позовёшь и её, только позже.

Ну, а потом я танцевал с Сян — да уж, мы тогда были близки как никогда раньше.

— Нога не болит? — в какой-то момент прошептала она.

— Болит, — признался я. — Но к чему это?

— Надо же… а ведёшь так уверенно. Ты когда научился? В школе были занятия?

Опять «в школе»… ну неужели я до сих пор для неё едва проснувшийся школьник? Конечно — где-то я этому всему научился, смутно припоминаю, что практика медляков из прошлой жизни у меня имелась. Но я ответил просто и вполне честно:

— Нет, я просто стараюсь не испортить момент.

— Ну… не испортил, да уж.

Когда я отдыхал за столом от танцев, разминая разболевшуюся мышцу на ноге, ко мне подошла невеста и сказала:

— Мой дед хочет с тобой познакомиться.

— Конечно, — вскочил я. — Кончено!

Это же тот дед, что умеет рисовать оживающие картинки на человеческой коже! Там была какая-то ци-содержащая краска, и воплощение страстного желания человека, даже не способного к искусству шаоданей. Я уже слышал об этом странном ремесле за этим столом. Каждый норовил рассказать мне байку, как пару лет назад, здесь всей пристанью ловили здоровенного черного коня, сбежавшего с картины нарисованной дедом Пераварти.

Меня уже ждали.

— Я большой поклонник вашего таланта, почтенный. Я обязан ему жизнью, — поклонился я, при встрече седому старику ожидавшему меня в своей мастерской в глубине дома, куда едва доносился шум праздника, зато отлично слышен плеск волн о сваи под полом.

— Ах, оставьте почтенный Чан Гун, — махнул рукой старик. — Я просто скромный живописец, оказываю нуждающимся скромное вспомоществование, по мере сил, а вы муж великолепнейших качеств, человек действия, и слава ваша разнеслась по всему побережью. Вы спасли супруга моей внучки, это ли не деяние достойное восхищения?

— В этом достойном восхищения деянии ваш вклад оказался ключевым, — ответил я. — И не признать этого я не могу.

— Признание, такого рода, согревает мое старое сердце, — поклонился мне старик. — И я хотел бы отблагодарить вас за участие в судьбе моей семьи.

— Даже не знаю, — удивился я — Мне не хотелось бы отягощать вас подобным образом!

— Да бросьте, — засмеялся старик смешивая чернила в широкой чашке. — Вопрос одного движения кисти, одного акта спонтанной импровизации. Снимайте пиджак. Что вы хотите, чтобы я изобразил? Что может пригодится вам на краю бездны, что вручит вам уверенность в самом последнем бою?

— Меч, — внезапно для себя ответил я. — Пусть, это будет меч.

Я не думал ни о чем таком. Не хотел я себе никаких рисунков или тату. Откуда это выскочило? Словно это малыш Чан, восторженный школьник очнулся.

И дед-художник нарисовал мне меч.

А что в остальном сказать об этой свадьбе? Свадьба была… Ну, свадебная такая. Мне все эти ритуалы и игры с похищением и выкупом, поеданием лапши на скорость и алкогольным армрестлингом не слишком близки, это девчонки от всего этого котятами пищали. Я же отбыл роль почетного гостя и убыл с дамами под обе руки, когда солнце уже давно закатилось, и только факел Потока озарял ночное небо. Девицы щебетали, я старался не хромать. Романтика.

Посадили на рынке Дзянь на такси, а сами пошли до дома пешком. Вошли через заднюю дверь, было слышно, как бабуля гремит кастрюлями на кухне. Тихо поднялись по темной лестнице к себе на этаж. Сян открыла дверь к себе в комнату, задержалась на пороге обернувшись. В полутьме влажно блестели ее глаза и я ясно понял, что это приглашение.

Но, стоило мне шагнуть к ней, как меня встретила ее ладонь, упершаяся мне в грудь.

— Я знаю, чем ты занимался все это время, — произнесла Сян. — Пераварти мне рассказала. Я очень тронута и