нас такими кроткими и снисходительными к ошибкам других, как видение наших собственных. Две вещи производят смирение в соединении; первое – это видение пропасти нищеты, из которой всемогущая рука Божия извлекла нас и которая все еще держит нас, как будто в воздухе, и второе – это присутствие этого Бога, Который есть ВСЕ. Наши ошибки, даже наиболее несносные, окажутся полезными для нас, если мы используем их для нашего унижения, не ослабляя наши усилия исправить их… Мы не должны надеяться на себя, но ждать все от Бога… Ложное смирение – считать себя не достойным даров Божиих, не осмеливаться с уверенностью ждать их; истинное смирение состоит в глубоком видении нашего чрезвычайного недостоинства и в абсолютном предоставлении себя Богу без малейшего сомнения, что Он сделает величайшее в нас. Те, кто истинно смирен, будут удивлены, услышав что-нибудь возвеличивающее о себе[363].

Франсуа Фенелон

Мы видели, что чувства способны выступать побуждениями для любви к ближнему, но сама эта любовь – как любовь и как милосердие – берет начало в воле, конкретно в воле к миру и смирению внутри себя, в воле к терпению и доброте по отношению к своим собратьям, в воле к той бескорыстной любви к Богу, которая «ничего не просит и ни в чем не отказывает». Волю же можно укреплять постоянными упражнениями и закалять стойкостью. Это наглядно явствует из нижеследующей записи, восхитительной в своей босуэлловской живости, беседы между молодым епископом Белле и его обожаемым другом и наставником Франциском Сальским.

Однажды я спросил епископа Женевского, что нужно предпринять, чтобы достичь совершенства. «Ты должен возлюбить Бога всем сердцем, – ответствовал он, – и ближнего своего, как себя самого».

«Я не спрашиваю, в чем состоит совершенство, – возразил я, – а хочу знать, как его достичь». «Любовь к ближнему, – не сдавался он, – есть одновременно цель и средство, и достичь оного совершенства мы сможем только посредством означенной любви к ближнему… Если в душе заключена жизнь тела, то в любви к ближнему заключена жизнь души».

«Я знаю все это, – сказал я. – Но хочу знать, как надо любить Бога всем сердцем и как возлюбить ближнего своего».

Он снова ответил: «Мы должны возлюбить Бога всем сердцем и ближнего своего как себя самого».

«Я по-прежнему не понимаю, – признался я. – Поведайте, как мне обрести такую любовь?»

«Наилучший, скорейший и кратчайший способ возлюбить Бога всем сердцем – это возлюбить Его всем сердцем!»

Он не желал давать иного ответа. Впрочем, в завершение епископ промолвил: «Ты не один такой, сын мой. Очень многие жаждут вызнать у меня способ, правило и тайны достижения совершенства, но всем я могу сказать лишь одно: единственная тайна – это искренняя любовь к Господу, а прийти к такой любви возможно, только любя. Ты учишься говорить, разговаривая; ты овладеваешь знаниями, покуда учишься; ты постигаешь бег, когда бегаешь; ты осознаешь труд, когда трудишься. Точно так же ты учишься любить Бога и ближнего своего, когда любишь. Все, кто полагает, будто есть иной путь, обманывают себя. Если хочешь возлюбить Бога, то люби Его все больше и больше. Начни как простой подмастерье, и сама сила любви поведет тебя к мастерству. Те, кто добился наибольшего успеха, и впредь будут идти вперед; они ни за что не поверят, что достигли желанной цели, ибо любовь к ближнему должна произрастать в нас непрерывно, вплоть до последнего вздоха».

Жан-Пьер Камю

Переход от «плотской любви» священного человечества, по выражению святого Бернарда, к духовной любви к Божеству, от эмоциональной любви, которая объединяет лишь двоих любящих во взаимодействии к совершенной любви к ближнему, что воссоединяет человека с духовной субстанцией, – этот переход в религиозной практике проявляется как отказ от медитации, умозрительной и эмоциональной, в пользу глубокого созерцания. Все христианские авторы утверждают, что духовная любовь к Божеству выше плотской любви к человеку, что последняя представляет собой разве что начаток и средство достижения главной цели – обретения объединяющей любви-познания божественной Основы. При этом все те же авторы упорно твердят, что плотская любовь есть обязательное начало и незаменимое средство. Восточные авторы согласились бы, полагаю, с тем, что это верно для многих, но не для всех на свете, ибо существуют и прирожденные созерцатели, способные «совместить исходную точку с целью» и без промедления ступить на путь Йоги Знания. Ниже приводится отрывок из произведения величайшего философа-даоса, написанного именно с точки зрения прирожденного созерцателя.

Там, где люди не в силах изменить что-либо, – там и пребывает естество вещей. Для них собственный отец равен Небу, и они любят его всей душой. Что же говорить о том, кто возвышается над ними? Каждый из нас полагает, что его господин лучше него самого, и потому готов отдать за него жизнь. Что же говорить о самом подлинном из владык в этом мире? Когда высыхает пруд, рыбы, оказавшиеся на суше, увлажняют друг друга жабрами и смачивают друг друга слюной. И все-таки лучше им забыть друг о друге в просторах многоводных рек и озер.

Чжуан-цзы

«Слюна» личной эмоциональной любви лишь отдаленно напоминает воду духовного божественного бытия, уступает ей в качестве и – именно потому, что эта любовь личная и эмоциональная, – даже в количестве. Осушив своим добровольным невежеством, своими неверными действиями и неправедным бытием божественные пруды, человеческие существа могут скрасить ужас своего положения, «смачивая друг друга слюной». Но не может быть ни счастья, ни безопасности во времени, ни освобождения в вечности, пока люди не перестанут думать, что они могут обойтись одной только «слюной», и пока не призовут вернуться божественные воды, отдавшись стихии, каковая, в сущности, составляет их естество. Тот, кто ищет прежде всего Царство Божие, обрящет и все остальное. А тот, кто, подобно нынешним идолопоклонникам прогресса, жаждет прежде всего остального, уповая, что после обуздания ядерной энергии и трех очередных революций наступит Царство Божие, – тот все потеряет. Однако мы продолжаем доверять прогрессу, продолжаем считать личную «слюну» высшей формой духовной влаги и предпочитаем мучительное и невозможное существование на суше любви, радости и покою нашего исконного океана.

Влюбленный во все, он и сам все есть он, влюбленный в себя, он и любовь свою ищущий.

Всякого, в ком влюбленного узрел ты, возлюбленным считай, так как он относительно и этот, и тот. Жаждущие если воду ищут в мире (букв. «от мира»), то и вода ищет в мире жаждущих[364].

Джалаладдин Руми

Душа… во