Как происходил дальнейший бой, для нас осталось, что называется, за кадром – по приказу Свечи нас заперли в медицинском изоляторе. Условия здесь не сильно отличались от тюремных: голые стены, железная дверь, решетки на окнах, разве что вместо жестких нар обычные кровати с панцирными сетками. Завалившись на них, мы некоторое время вслушиваемся в звуки стрельбы. Постепенно все стихает.

– Отбились? – интересуюсь я у Костыля.

– Похоже, – кивает он, переворачивается на бок, скрипя сеткой. – Хотел бы я знать, кто отправил по наши души инсектоидов.

– А что это за твари? Я слыхал, что вроде как есть где-то мир разумных насекомых, но думал, это такая же легенда, как Умножитель…

Костыль зыркает на меня зло и недовольно.

– Легенда… – цедит он. – Эта легенда полчаса назад чуть не прикончила нас.

– Да расскажи ты толком! – Я сажусь на кровати, требовательно смотрю на него.

– Не хрен тут рассказывать. Инсектоиды сами не могут проникнуть в Центрум, но есть проводник, который умеет открывать Порталы в их мир. Хозяин Муравьев. Он приводит оттуда самар – так называется штурмовая группа этих существ, и заставляет служить себе.

– Как заставляет?

– Это тайна. Я так думаю – он использует какие-то вещества, типа наркотиков. Деньги и драгоценности инсектоидам без надобности. Вот и все. А теперь давай спать – вроде спасли нас погранцы-благодетели.

– Успеем спать, – не соглашаюсь я с Костылем. – Нас чуть не убили, а ты – спать!

– Ладно, слушай. Самар – поисково-штурмовая группа инсектоидов, – скучным голосом объясняет Костыль, – обычно состоит из пяти-семи особей. Тлинкл-разведчик, два-три ворфа, это особи-уничтожители, одного ты видел, пара бауэров, что-то вроде маленьких живых танков, и капестанг, командир группы. На самом деле полноценным мыслящим существом является только он, все остальные – это его оружие.

– И что, их так сложно остановить? Инсектоиды – это же значит насекомые? Ну, хитин там, жвалы, педипальпы всякие…

– Инсектоидами их прозвали за внешнее сходство с насекомыми, – поясняет Костыль. – На самом деле это совершенно иная форма жизни, они вообще не белковые существа.

– В смысле? А какие?

– Ты что, биолог? Разбираешься в сортах небелковых форм жизни? Какая, на хрен, разница, что у них внутри? Живой остался – и радуйся…

Я пожимаю плечами. Костыль еще явно не отошел после всей этой ночной заварушки.

В замке гремит ключ, открывается дверь. Заходит мрачный пограничник, ставит на пол у двери медный кувшин с водой.

– Твари, – бросает он.

– Да вообще, – поддерживаю я разговор. – Дрянь такая…

– Вы – твари, – цедит пограничник. – Из-за вас шесть пацанов полегло…

– А эти?..

– Иди на хер!

Дверь с грохотом закрывается. За окном темно. Я вспоминаю мертвый взгляд тлинкла, и меня передергивает от отвращения.

* * *

Свеча зол как черт. На его небритой щеке красуется запекшаяся царапина, волосы на голове обожжены.

– Через час прилетит самолет из Марине, – говорит он, глядя на нас. Взгляд такой тяжелый, что пригибает к земле. – Я не знаю, что вы сделали, на кого работаете и какая у вас цель, но если бы не приказ из Штаба, я бы это обязательно узнал. Поняли, утырки?

Мы молчим – а что тут скажешь? Пока нас вели из изолятора в административное здание, мы успели увидеть, что тюрьма практически полностью разрушена, забор с той стороны сгорел, а на плацу лежат шесть накрытых брезентом трупов. Поодаль, тоже накрытый, глыбится мертвый инсектоид – из-под брезента торчит жуткая закопченная клешня.

– И еще, – продолжает Свеча. – Не дай Боже вам когда-нибудь попасться мне и моим парням – на ленточки порежем! Это не угроза, это приговор. Считайте, что он уже приведен в исполнение, просто отсрочен. Лучше вам, козлы тихушные, вешаться самостоятельно – и на Земле достанем! Григ!

Появляется здоровенный парняга в дорогом пустынном камуфляже.

– Эвэй! Мит юр хед! – с чудовищным акцентом приказывает Свеча.

– Донт ворри, сэр! – зловеще кивает Григ и, схватив нас за руки, выволакивает в коридор, по дороге награждая увесистыми пинками.

– Сука цэрэушная! – ругается Костыль, получает мощную затрещину и затыкается.

Взлетно-посадочная полоса расположена в сотне метров от базы. Это обычная луговина, на которой скошена вся трава, собранная в такие привычные русскому взору стога, что у меня на мгновение сердце екает – ну прямо Калужская область!

Конвой у нас – как у Че Гевары, человек тридцать. Погранцы идут с автоматами наготове, поодаль едет отчаянно тарахтящий броневичок, распространяющий вокруг едкий спиртовой выхлоп. Такие тарантайки я не раз видел в Хеленгаре и здесь, в Клондале. Скорость у них приличная, а вот грузоподъемность плевая, локомобили в этом плане куда лучше, но погранцы почему-то предпочитают спиртоходы. Полторыпятки утверждает, что все дело, конечно же, в спирте – топливо на заставах делают самостоятельно, его никто не учитывает, и у пограничников, таким образом, всегда есть доступ к халявной выпивке.

Григ, возглавляющий шествие с ручным пулеметом наперевес, поднимает руку. Мы останавливаемся, и я понимаю, что из-за тарахтения броневика не услышал звук самолетных двигателей. В разрывах среди низких облаков мелькает темный силуэт, а минутой спустя самолет уже бежит, подпрыгивая, по взлетке.

Это самый странный летательный аппарат, который я видел в своей жизни. У него два крыла, соединенных фюзеляжем. Одно находится спереди и внизу, второе, снабженное вертикальными килями в виде шайб, – на хвосте, и оно выше. Таким образом, самолет напоминает формой букву «Н» с сильно вытянутой горизонтальной палочкой. Насколько я знаю, ничего подобного на Земле никогда не делали, это местная, центрумовская разработка – или технологии из какого-то другого мира.

– Тандемное крыло, – говорит Костыль, замечая мое удивление. – Не видел таких?

– Даже во сне.

– Такая схема удобна при взлете и посадке на коротких площадках. Летает тоже неплохо, а вот с маневренностью – беда. Что-то там с тангажем происходит на каких-то углах атаки. Что смотришь, как коза на новые ворота? Я в авиации ни бельмеса, просто слыхал кое-что. – Костыль сплевывает.

У самолета два толкающих винта, большие неубирающиеся шасси навроде велосипедных и застекленная кабина на носу. По сравнению с пограничными бипланами Южного Центрума это просто летающий гигант – он имеет метров пятнадцать в длину и примерно такой же размах крыльев. Наши транспортные Ан-26, пожалуй, поменьше будут.

Судя по вырывающимся из хвостовой части струям пара и характерному частому стуку шатунов, пропеллеры крутит паровая машина. Я в Интернете читал, что на Земле были паровые самолеты, в США в тридцатые годы они даже работали на пассажирских линиях, так что тут как раз ничего удивительного нет, но вот во всем остальном прилетевший за нами борт – это нечто.