ответ от доктора. – Болюсом. И десять, нет, двадцать хлористого кальция внутривенно медленно сразу вслед за этим. Андрей, супрастина два куба в мышцу. И бегом за набором.

Слова «для интубации» он опустил, нечего народ пугать, и так на измене сидят. Хотя лишний адреналин сейчас помехой не будет, поможет организму сопротивляться возникшей трудности.

Пока я вернулся, примерно половина хлористого уже была внутри пациентки. Конечно, это не крапивница, при таком лечении там бы сыпь уже бледнеть начала, но вроде сипение чуть потише стало. Ладно, нам бы только до больницы довезти, там специалисты займутся.

Положил пока не очень нужный набор в сторону, полез помогать Геворкяну мерить давление. Пока ничего страшного, в пределах нормы, сто тридцать пять на девяносто. Ну, тахикардия порядка ста десяти, что, опять же, опасений не вызывает. Кстати, есть уникумы, которые могут одновременно и пульс подсчитывать, и одышку. Но я к таким юлиям цезарям не отношусь, многозадачность – не про меня. Так что частоту дыханий, двадцать шесть, я узнал последней.

Пожалуй, можно везти. С телепатической связью у нас сегодня всё хорошо, Авис Акопович, уловив мою мысль, кивнул, скомандовал собираться. Пошли с мужиком, побросали в сумку необходимые, документы он при мне в карман пиджака положил – и на выход.

– Всё-таки хорошо, что ты увольняешься, – сказал Валентин, когда мы стояли под приемным покоем в ожидании доктора. – С собой из городской «скорой» одни приключения притащил. То собаки, то шоки, то отек Квинке, который раз в сто лет такой встречается. Надо переходить на привычные и спокойные вызовы – давление померить, кардиограммку снять, постараться не уснуть, пока Акопыч про здоровый образ жизни рассказывает и от бабок отказывается.

– Ага, от скуки помирать легче, хоть и не так интересно, – улыбнулся я.

– Так это же лозунг всех, у кого почасовая оплата труда, – засмеялся Валентин. – Надо попросить красиво написать, на работе повесить.

* * *

Как-то весна восемьдесят второго незаметно пролетела. В плане того, что ничего выдающегося не случилось. Да что рассказывать, если самым крупным событием было вступление в гаражно-строительный кооператив. Председатель, стимулированный самой дешманской из всех имеющихся, но всё равно импортной автомагнитолой «Грюндиг», не подвел. Протокол собрания соорудил в лучшем виде, и я вступил в права владения. Буду захламлять гараж, бухать здесь с мужиками и водить любовниц, чтобы пользовать их на капоте. Машина-то у меня двухдверная, а потому классический способ на заднем сиденье недоступен. Диванчик еще поставлю, если с женой поссорюсь, будет куда эмигрировать на время. И соления. Обязательно стеллажик для помидорчиков с огурчиками. Чтобы было чем закусывать «не отходя от кассы».

А про госэкзамены и рассказывать нечего. Если у студента шестого курса диплом заполнен карандашом, то у того же субъекта, дожившего до госов, эта надпись уже произведена черной тушью. Останется только поставить штампик «Присяга врача Советского Союза принята» на развороте – и в путь.

Процедура вручения дипломов расписана давно и ничего интересного в ней нет. Сначала вызывают краснодипломников в алфавитном порядке. Этих чествуют пятисекундными паузами, чтобы остальные могли поприветствовать их шестилетний труд аплодисментами. Потом – тех, кто выбрал красную морду, тоже от буквы «А» до буквы «Я». Обычно самый крупный чин на таком мероприятии – декан. Но выпуск первого лечфака Сеченовки восемьдесят второго года сразу пошел не так. Ибо на сцену актового зала приперлись все, кого только можно было вспомнить из начальства. Ректор со всеми замами, партком, комитет комсомола, даже зам по АХЧ. А самым первым позвали скромного обладателя синего диплома, да еще и с фамилией на сильно далекую от начала букву «П».

Ректор тряс мне руку, вручил букет мимоз, диплом, печать, грамоту и даже какое-то благодарственное письмо. А парторг разразился речью, из которой я узнал, каким замечательным парнем являюсь.

Я дождался, когда вызовут одну краснодипломную девочку на букву «А», а потом ее однофамильца, но уже с синим дипломом, взял за руку Аню и втихаря вышел из зала. На улице возле выхода каждый год стоял мужик, продающий по пятерке закручивающийся металлический футлярчик для врачебной печати. К крышке даже была приделана эбонитовая блямба с дырочкой, чтобы можно было прицепить, допустим, на связку ключей. Хороший бизнес, даже если приходится делиться с местным начальством.

Я не стал считать, сколько он заработает на своих железочках, это не моя забота. Отдал свою пятерку и отошел в сторону, ждать задерживающуюся сладкую парочку – Симу с Давидом, с которыми мы договорились поехать праздновать в ресторан.

* * *

На отдых Морозов выделил ровно неделю, поворчав, что и этого много для такого бездельника. Я старался соответствовать этой высокой оценке моей деятельности. Ездили с Анечкой загорать и купаться в Серебряный бор, пили пиво с чебуреками и вообще тратили время без всякой пользы для общества. Единственное, что я сделал, так это заехал в военкомат, чтобы они оперативно поменяли военный билет на удостоверение офицера запаса. Кадровики несколько раз напомнили не забыть сделать это.

В понедельник, пятого июля, я поехал за заветной темно-зеленой книжечкой к девяти. В самом военкомате прямо тишина и покой. Призыв закончился, в коридорах только такие случайно забредшие, как я. Подошел к дежурной, узнать, куда мне идти за документом. Тетенька за стеклом, услышав мою фамилию, полезла в какие-то бумаги и сказала: «Шестнадцатый кабинет».

Под искомой дверью никого не было, что я посчитал хорошим признаком. Как говорится, неприятные вещи надо делать быстро. Хотя правилами этикета не предусмотрен предупреждающий стук в двери казенных кабинетов, их обитатели знают об этом не поголовно. Так что я поскребся о дерево, дождался приглашающего «Войдите» и зашел.

– Кто? – вместо приветствия спросил майор-артиллерист с усталым лицом, отставляя в сторону стакан с чаем.

– Панов, удостоверение офицера запаса, – лаконично ответил я самое нужное. Надо дать человеку возможность допить чай, пока он не остыл.

– Присаживайтесь, – кивнул он на стул. Порылся в бумагах и пододвинул мне какой-то журнал. – Вот здесь распишитесь. И здесь.

Я поставил автографы не глядя. Что там может быть интересного?

– Завтра утром к восьми. Вот перечень необходимых вещей, – пододвинул майор отпечатанный в типографии листик. – Сейчас вам повестку отдам.

– Каааакууу? – от неожиданности я даже выговорить вопрос не смог. Впрочем, военкоматовец оказался профессионалом и понял мою мысль.

– Призываем вас на службу в ряды Советской армии, Панов. Поздравляю, – и он на полном серьезе встал и протянул мне руку, которую я, продолжая пребывать в состоянии охреневания, пожал. – Большая честь!

– Так я это… выпускник… у меня интернатура… экзамен на кандидатский минимум… – промямлил я.

– Освобождаетесь от интернатуры. Согласно пункту три приложения номер один