цветы… Если куча народа появляется в моей приёмной прямо из ниоткуда, а с причала уходят в море без аквалангов и не возвращаются, и никто не бьёт тревогу по этому поводу, то, наверное, в ближайшее время здесь будет происходить такое, на что стоит посмотреть. Или вы думаете иначе, Вячеслав Евгеньевич?

Она снова пристально посмотрела Хранителю в глаза. Ольга тихо проскользнула в кабинет, давая им возможность поговорить наедине.

— Но я вас спрашиваю не об этом, — тихо сказал он.

— А о чём вы спрашиваете? Почему я не уехала к чёрту на кулички, чтобы сделать немыслимую карьеру? А вы меня спросили, нужно ли мне это? А может быть, для меня лишняя секунда, проведённая рядом с вами, дороже двух жизней без вас! Вы, учёный сухарь, разве не видите, что я вас люблю!

Она давно уже была на ногах, а теперь колотила своими маленькими кулачками его могучую грудь. Он поймал её ручки и зажал их в запястьях.

— Ирочка! Как вы могли в меня влюбиться! Вы не понимаете, на что себя обрекаете. Вы даже не знаете, что я за человек.

— Знаю и понимаю. Любящее сердце мудрее ста умников.

Он прижал её к своей груди. Там бешено стучало его сердце. Но голос его был холоден и спокоен.

— Я даже не уверен, что смогу на вас жениться. А портить вам жизнь я не собираюсь.

Она вырвалась из его довольно крепких объятий и повернулась к нему спиной.

— Вы испортите мою жизнь, если вышлете меня отсюда, — сказала она серьёзным тоном взрослой женщины, уверенной в том, что она говорит.

Потом встряхнула своей кудрявой головой, как бы отбрасывая волосы назад. Когда она снова повернулась, на лице её была милая, ничего не значащая улыбка секретарши, которая звёзд с неба не хватает, но на своём месте незаменима и знает об этом.

— Вячеслав Евгеньевич, вы, кажется, сказали, что нам предстоит большая работа. Я нашла на вашем столе диск и уже часть кадров распечатала. Мне продолжать это делать?

— Жизнь — удивительная вещь. И пока человек живёт, с ним может произойти всё что угодно. Будь, что будет! — изрёк Хранитель.

Потом добавил:

— Продолжайте, Ирочка. Вы удивительная умница! А мы с Ольгой покопаемся в архивах.

Он ещё постоял минуту, любуясь её локонами цвета спелой пшеницы и её тонким профилем. Она сделала вид, что не замечает этого. Но когда он ушёл, Ирочка посмотрела ему вслед долгим задумчивым взглядом. Он даже не посмотрел, что она делает. Значит, знал. А она кадр за кадром печатала круги на полях. А диск, между прочим, не его. Он был в руках у той женщины, которая приходила утром. Она так смотрела на Ирочку, словно оценивала её на рынке рабов. Это вызвало в душе Ирочки гневный протест, она уже готова была ей нагрубить, но вдруг поняла, что эта женщина увидела в ней нечто такое, о чём Ирочка даже не догадывалась. Какой-то невидимый пласт не то души, не то памяти вдруг дрогнул и сдвинулся с места. Он медленно двигался, грозя раздавить её, как лавина. И это движение продолжалось до сих пор, но, в отличие от лавины, оно как-то щадящим образом замедлялось, давая время что-то осмыслить, потом всё начиналось снова, нарастало до определённого предела, и вновь наступала передышка. И тут она услышала радио, которое всегда было включено, но никогда не слушалось. По радио сообщали, что на какой-то берег Тихого океана обрушилось невиданной силы цунами.

Она влетела в кабинет. Там за двумя компьютерами молча работали Ольга и Хранитель.

— Вы слышали? Цунами! Невиданной силы! В Тихом океане. Много жертв.

Когда Мать и Мирракс нашли мальчишек, они спали тесным клубком на поляне в горах. А вокруг них плотным кольцом, словно охраняя, стояло множество разнообразных зверей. Здесь были и слоны, и львы, и тигры, и зебры, и бегемоты, а также обезьяны, газели и гималайский медведь. И ещё было много разного зверья, которого никогда не увидишь в одной компании. Мальчишки спали в центре этого круга в колыбели из колец свернувшегося огромного питона.

— Живописная картина, — усмехнулась Мать.

— Да уж! Хорошо, что Ольга этого не видит, — ответил ей Мирракс.

Мать тихо свистнула. Удав поднял голову, внимательно посмотрел на Мать и разбудил детей. Они проснулись, тревожно огляделись по сторонам, увидели Мать и Мирракса и с плачем бросились к ним. Владимир и Зоррикс обняли Мирракса. А Визар уткнулся в плечо Матери. И все трое рыдали горько и безутешно.

— В чём дело, мальчики? — строго спросила Мать.

— Мы ничего не смогли сделать, — ответил за всех Владимир. — Мы кричали на всех перекрёстках. Люди смеялись над нами и шли на берег, потом кто-то вызвал полицию. Мы объяснили всё полицейским, но они закрыли нас в участке. Мы ушли, нарушив правило. Мы стали обманывать людей. Это было лучше, но тоже плохо. Тогда мы стали выпускать их домашних животных, а хозяева бежали за ними. В самый последний момент мы обнаружили зоопарк и открыли клетки, служители бросились на нас. Но мы опередили их и убежали вместе со зверями. Эти звери не могут сами жить на воле, поэтому мы их загипнотизировали. Их надо снова отвести к людям

— На Земле непросто быть человеком. Запомните это, мальчики. Но Земля посчитала вашу работу отличной. Она поставила вам свой знак. Отныне вы будете понимать язык всего живого на Земле. Редкий дар! А где Серафим?

— Мы ещё долго спасали всех, кого можно было спасти после цунами, — вступил в разговор Зоррикс. — Серафим оживлял их, мы относили на берег. Нам очень помогли дельфины. Но это так мало по сравнению с теми, кому уже нельзя было помочь. Потом появился Владыка. Он сказал, чтобы мы нашли укромное место и ждали вас здесь. Потом он показал Серафиму матрицу, и они ушли.

— Мы очень устали. А когда начали засыпать, я попросил питона, чтобы он нас охранял, — добавил Визар. — Зверей, наверное, нужно отвести туда, откуда мы их забрали. Клетки, возможно, уцелели. Да и люди, которые за ними смотрели, пожалуй, живы. Они погнались за нами, только не догнали.

— Клетки — это не проблема. Спроси у зверей, кто из них хочет вернуться. А остальные пусть уходят, — грустно сказала Мать.

Пережив известие о цунами, на биостанции снова работали. Хранитель время от времени посматривал на Ольгу, но её лицо было непроницаемым. Она не смогла связаться ни с детьми, ни с Мирраксом, но держалась стойко и работала в полную силу. И он подумал, что