– Не надо так говорить об Антоне, – попросила Ольга.

– К черту! Я все последнее время думаю только о тебе. Все время пытаюсь представить, чем ты в данную минуту занимаешься, о чем думаешь. И я не хочу, чтобы это продолжалось слишком долго.

– Что продолжалось?

– Мое неведение о том, где ты и что с тобой.

Я еще и боялся за нее. С тех самых пор, как понял, что ее не оставят в покое. Тот же Борис. Иногда мне представлялось, что вот как раз в эту самую минуту, когда я занят своими делами, кто-то бесцеремонный и грубый насильно усаживает Ольгу в авто и увозит туда, где ее не ждет ничего хорошего, и после этого все валилось у меня из рук.

Я привлек Ольгу к себе и поцеловал ее, а она не пыталась отстраниться. Мне казалось, что, когда я ее обнимаю, ни ей, ни мне ничего не угрожает. Шатер спокойствия укрыл нас, впервые за последнее время. Я очень быстро оставил ее без юбки и не собирался останавливаться, но тут Ольга прошептала умоляюще:

– Не здесь!

И я отнес ее в комнату, на диван. Высоцкий подмигнул мне ободряюще. Я бы ему ответил, если бы не был так занят.

* * *

Когда я вышел от Ольги, во дворе дома обнаружился отморозок. Он помахал мне рукой как старому знакомому. Я с удовольствием бы ему накостылял, но его теперь не догонишь, наверное. Я погрозил ему кулаком. Он предварительно сплюнул сквозь зубы и отвернулся, но так, чтобы все-таки меня видеть.

Я выехал со двора. По привычке посмотрел в зеркало заднего вида. Никого. Убрал все же Борис свой «Фольксваген». Вот еще отморозок ему доложит, что видел меня с Ольгой, и Борис окончательно уверует в то, что я взялся за ней присматривать.

Поворот, второй поворот. Бежевая «Лада» упрямо повторяла мой путь. Кажется, и утром я видел эту машину. Я еще дважды повернул. «Лада» не отставала. Плохо же я знал Бориса. Слежку он, судя по всему, не снял. Только поменял машину. Бежевая «Лада» проводила меня до самого дома. Остановилась метрах в ста, когда я вышел из машины. И утром, наверное, они на том же самом месте будут стоять. Я не пошел в подъезд, а направился к своим преследователям. Не успел пройти и десятка шагов, как они занервничали, газанули и уехали.

Вечером того же дня мне позвонил Борис.

– Жалуются на тебя, – без приветствий начал он. – Рукоприкладством занимаешься.

– Мальчишку от Ольги убери!

– Он ей худого не сделает. Гарантирую.

Я понял, что только ради этого он и звонит. Хочет меня успокоить и еще хочет, чтобы я ни во что не вмешивался.

– Общее дело делаем, – сказал Борис.

Подразумевалось, что вместе шпионим за Ольгой. Я готов был его в этом не разубеждать, только бы не лез к Ольге со своими проблемами.

– И еще эта машина, – вспомнил я.

– Какая машина?

Удивление было наигранным.

– Бежевая «восьмерка». Ты за мной слежку пустил?

– Нет, что ты!

Издевался, подлец, жиртрест, как его назвал мальчишка.

– Убери, иначе не оберешься проблем, – упорствовал я.

– Это не мои, – сообщил Борис. – А если кто-то тебя тревожит – в милицию заявление напиши.

Знал, что никаких заявлений я писать не буду.

Утром бежевая «Лада» оказалась перед моим подъездом. В машине сидели двое. Когда я вышел из дома, «Лада» выехала со двора, но я знал, что далеко уехать они не могли, и не ошибался. Уже на первом же светофоре они пристроились мне в след. Подставить им зад своей машины и после столкновения устроить скандал? На следующем светофоре я ударил по тормозам, но реакция у водителя «Лады» была отменная. Остановился, совсем немного не дотянув до моего бампера. А потом и вовсе пропустил вперед себя другую машину. Подстраховался.

Днем я подвозил Демина до одной фирмы, и знакомая «восьмерка» преследовала нас не отставая.

– Липкие какие! – сказал я в сердцах. – Не отцепятся!

– Кто?

Я рассказал ему про наших назойливых спутников. Демин обернулся и посмотрел.

– Двое, – оценил он вражьи силы. – Может, накостыляем?

– Без причины?

– Они же следят!

– Вот выходим мы из машины и даем каждому из них в ухо. Подъезжает милиция – как да что…

– Но следят же!

– Недоказуемо. Скажут – просто мимо ехали.

– А мы скажем…

– А кто поверит? Так что телесные повреждения у тех типов – вот они, имеют место быть. Их можно зафиксировать. А у нас одни только подозрения. Накостылять-то мы им накостыляем, сомнений нет, но у Бориса тогда будет для нас хороший крючок.

– Я бы не потерпел, – гнул свое Демин.

– И я не потерплю. Только обдумать все надо. По-умненькому.

* * *

– Он был тебе другом? – спросила у меня Ольга.

Антон знал, что она на работе, а на работе Ольга взяла отгул и сейчас лежала в моей постели, натянув до подбородка тонкое покрывало.

– Кто? – спросил я.

– Жихарев.

Я привлек ее к себе и поцеловал.

– Хотя бы сейчас ты можешь не думать о неприятном?

Она посмотрела на меня смешливым взором.

– О неприятном я могу не думать, только когда…

Засмеялась и спряталась под покрывало с головой. Я лишил ее этой призрачной защиты и сгреб в охапку. Короткая борьба закончилась очень быстро. Я победил.

– Это насилие, – сказала Ольга. – Я протестую.

– Протест отклоняется.

Я уже был с нею, я был в ней, я ощущал ее каждой клеточкой своего организма, но до того, как это безумие повторится снова, я еще спросил у нее:

– Ваше последнее слово?

– Да, – жарко шепнула она.

В мужчине от рождения заложено чувство ритма. Ему надо только разрешить. Это не я придумал. Это Жванецкий.

Я сделал все, что мог. Я старался, честное слово. Но через минуту после того, как все закончилось, Ольга спросила снова:

– Он был тебе другом?

Это она спрашивала о Жихареве.

– Милая, дай мне передышку, – попросил я, – десять минут. И ты снова забудешь о неприятном.

– Я не забуду. Никогда.

Я сел в кровати. Ольга лежала передо мной. Серьезный взгляд. Рот едва приоткрыт, видны ослепительно белые зубки. Я склонился и поцеловал ее.

– Он дурак, – сказал я. – Потому что никакие богатства не стоят столько, сколько стоишь ты. Он фантастически продешевил, променяв тебя на золото. Что касается нашей с ним дружбы…

Мне оставалось лишь вздохнуть.

– Никогда бы не подумал, что все именно так повернется. Жихарев казался мне очень порядочным человеком. И я даже готов был назвать его своим другом.