в тюрьму могло попасть больше наркотиков. Сокращения шли вразрез со всем, чего я пыталась достичь. Можете себе представить, каково мне было построить Изумрудный город, пусть даже чуть более мрачный и заселенный крысами, а потом увидеть, как он рушится на глазах?

Душа выворачивалась наизнанку. Мне платили за то, чтобы я поддерживала безопасность в тюрьме, но я не могла этого сделать. Хорошие дни действительно миновали. Я заметила, что стала вступать в слишком большое количество споров. Проверяющие просматривали мои документы и говорили, что мне не нужно это, это и вот это, а я огрызалась и говорила, что нужно. «Вот почему Уормвуд-Скрабс находится в таком хорошем состоянии!» – возражала я. Мои слова оставались без внимания.

Я представляла свое имя на маркерной доске в головном офисе, которое начальству не терпелось стереть. Работая в тюремной системе с 1986 года, я была одной из тех, кто обходился правительству «слишком дорого». Хотя я улучшила показатели тюрьмы и сделала ее гораздо более безопасной, я была лишь суммой. Меня можно было заменить. Всегда найдется человек, который согласится выполнять ту же работу за меньшие деньги. Тюремная система была миром, где резали глотки.

Делать больше за меньшие деньги – вот ее девиз, и она точно следовала ему.

Сначала я, как обычно, боролась с эмоциями, пытаясь их подавить. Закапывала в себе гнев. Сглатывала его, но продолжала чувствовать горечь. Ярость и разочарование превратились в боль, и однажды ночью я поняла, что не могу больше ее выносить.

Джу заметила, что меня что-то тревожит, хотя я делала вид, что смотрю телевизор.

– Ты хочешь поговорить? – спросила она.

Это было прекрасным аспектом дружбы с Джу. Так как мы работали вместе, она понимала, что я чувствую. Она тоже столкнулась с серьезным стрессом, вызванным сокращением бюджета на здравоохранение.

– Ради чего так стараюсь? – сказала я, пожимая плечами.

Это чувство меня пугало, ведь ранее я никогда не задавалась вопросом, зачем прилагаю усилия. Делала это просто из любви к своей работе.

– Какой во мне смысл, если я прилагаю столько усилий, а у меня просто все отнимают, – сказала я дрожащим голосом. Глаза наполнились слезами. Я отвернулась, борясь с приливом чувств.

– Расстраиваться – это нормально, – сказала Джу, положив свою руку на мою. От этого я расстроилась еще сильнее. Почему всегда самые маленькие проявления доброты заставляют меня терять над собой контроль?

Я закусила губу и выпалила:

– Не уверена, что могу и дальше там работать.

В комнате воцарилась тишина, пока Джу продолжала гладить мою руку и утешать меня. Я просто высказала ей свое недовольство. Сбросила груз с души. Не ожидала, что разговор зайдет дальше, и уж точно не думала, что Джу воскликнет:

– Увольняйся!

Я подняла глаза, уставившись на нее со смесью шока и недоумения.

– Что?

– Почему бы тебе не уволиться? – сказала она с доброй улыбкой. – Просто уходи.

– Но чем я буду заниматься? – ответила я в панике. – Тюрьма – это вся моя жизнь.

Мне было 50, до пенсии оставалось 5 лет. Я ничего не знала, кроме тюрьмы. Я провела там 27 лет. Это был мой дом. Коллеги стали мне родными.

У меня не было серьезного образования. Чем мне заниматься до конца жизни? Я была одной из тех, кому требовалось постоянно быть в движении.

С финансовой точки зрения все было в порядке. Джу, будучи суперзвездой, стремительно взбиралась по карьерной лестнице Национальной службы здравоохранения. Тем не менее идея о том, чтобы полагаться на кого-то в плане денег, мне не нравилась. Я работала всю свою жизнь, не брала подачек и не ждала, что обо мне позаботятся.

По своей натуре я была работягой.

Что, если в какой-то момент я останусь одна, и мне придется полагаться исключительно на свою пенсию? Что, если… что, если это сделала со мной работа в сфере обеспечения безопасности? Для меня отсутствие контроля – самое трудное в жизни.

Ванесса, нельзя жить, тревожась о том, случится что-то в будущем или нет. Я вела с собой полноценный разговор, глядя влажными глазами на точку ковра.

– Просто подумай об этом, – сказала Джу, отрывая меня от закручивающихся по спирали мыслей.

Мысли не давали мне покоя. Я думала об этом, когда ходила по корпусам, обходила периметр, тихо сидела с собаками и чашкой чая утром, добиралась в час пик на работу, сердилась на кого-то. Мысли бурлили в голове.

Возможно, Джу была права. Может быть, я достигла этой точки в своей карьере.

Принять окончательное решение мне помог запах смерти. Поверьте, ничто с ним не сравнится. Когда человек умирает, он теряет контроль над всеми функциями своего тела, и, как вы можете себе представить, вид и запах смерти неприятны.

Меня вызвали разобраться с самоубийством в корпусе Д. Это был один из семи или восьми суицидов, которые я видела за свою карьеру. Я думала, что с годами потеряла чувствительность к смерти, так же как к жестокости и боли. И все же вид заключенного, задушившего себя простыней, повлиял на меня. Он привязал простыню к батарее, наклонился вперед и в итоге задохнулся. Меня чуть не вырвало от запаха мочи и экскрементов, заполнившего камеру.

Я справилась с кризисом, но запах смерти преследовал меня. Сколько раз я ни мыла руки и сколько глотков свежего воздуха ни делала, я не могла избавиться от этой едкой вони.

Это был знак, что с меня хватит.

Лучше уйти на высоте. Лучше, чтобы меня запомнили за все хорошее, что я сделала, и чтобы я не видела, как все катится в пропасть.

Наблюдение за угасанием того, что я так любила, уничтожило бы меня.

Кроме того, я понимала, что не смогу долго держать язык за зубами. В итоге точно все высказала бы и попала в неприятности.

После двух недель самоанализа я пришла домой однажды вечером и сказала Джу, что нам нужно поговорить.

– Я хочу уволиться из Уормвуд-Скрабс.

Она обняла меня.

– Горжусь тобой. Все будет хорошо.

Я хотела уйти тихо. Никакой суеты. Так, как мне всегда нравилось. Не думала, что меня переполнят эмоции, когда я буду сообщать новость начальнику тюрьмы.

У меня пересохло в горле. Слова застряли. Я закашляла.

– Хочу уйти с работы, сэр. Собираюсь подать заявку на бампинг и досрочно выйти на пенсию.

Бампинг стал новомодной инициативой. Если объяснить проще, я освобождала свое место для другого человека, которому пришлось согласиться на снижение зарплаты и пенсионных отчислений ради экономии средств тюремной службы.

Я собиралась внести выходное пособие в пенсионный фонд, чтобы начать получать пенсию досрочно.

Фил Тейлор уставился на меня, моргая.

– Вы шутите?

– Нет, я серьезно.

– Кого мне поставить на ваше место?

– При всем уважении, это не моя забота.

Я и так испытывала чувство вины за свое решение и не могла взвалить на плечи еще и этот груз.

– Я достигла того этапа своей жизни, когда сделала все, что