Промычав что-то, Лукас откинулся назад. Лицо было напряженным. Волосы упали на лоб, скрывая выражение глаз. В колеблющемся свете длинные вьющиеся пряди блестели как полированное черное дерево.

Кьяра забыла обо всем на свете.

Лукас вошел в нее. Сначала на самую малость. Сдвинулся назад.

Она обхватила мощные бедра и издала какой-то жалобный вой. Все так! И все неправильно! То, что происходило, случилось вопреки разуму. Она это понимала. Но… О, как она хотела его!

Лукас снова вошел в нее. На этот раз немного глубже. И вышел. Совсем!

Ощущение было непереносимым. И потрясающим.

Ухватив его за ягодицы, чтобы он больше не вырвался, она подалась навстречу и приняла его целиком.

В какой-то момент Кьяра увидела в его глазах отражение того же самого изумления, которое овладело ею. Ей показалось, что она ошиблась. Это игра света и теней. Для него постельные игры были не внове. Может, проявление душевной открытости и делало его таким желанным и популярным у женщин. Он давал почувствовать женщине, что она для него светоч жизни.

Чтобы так искусно заниматься любовью, нужна большая практика… Надо сосредоточиться. Нельзя вспугнуть волшебство момента.

Лукас стиснул зубы, пытаясь сдержать себя. У них с Кьярой это было в первый раз, поэтому все должно быть по-особому. Конечно, у нее уже был мужчина. Торопливый первопроходец. Осеменитель. Но большой радости она тогда не испытала.

Ей пришлось долго скрывать свои истинные достоинства — женскую страстность и серьезность настоящего ученого. А еще стыдиться своего роскошного тела и выдающегося ума.

Черная вдова с Понт-стрит.

Мужчины обычно боятся умных женщин. Но для Лукаса интеллект обладал дополнительной притягательностью. Возбуждал. Очаровывал. Вызывал обожание. Когда он смотрел на Кьяру, ему хотелось стать лучше.

Но только не в данную минуту. Сейчас он, слабый эгоистичный сибарит, не мог оторваться от нее. Его тело было полно темной, жестокой похоти. Он резко вошел в нее, чувствуя, как она захватила его в горячий и влажный плен.

— Ты ослепляешь меня. Очаровываешь меня. Ты околдовала меня.

Она потянулась к нему, сияние звезд отражалось у нес в глазах. Их тела вздымались и опадали в волнообразном ритме. Все быстрее и быстрее, пока у него в ушах не загрохотал стук ее сердца. Или это было его собственное?

Трудно определить.

А сердце продолжало грохотать. Последний толчок бедер, и он почувствовал, как она обхватила его ногами. Кьяра взлетела на вершину блаженства и закричала.

Лукас тоже хрипло застонал. Теперь она принадлежит ему. Вся, без остатка.

Не теряя головы, Лукас резко вышел из нее, изливая семя ей на живот.

— Счастье мое! — Приподнявшись на руках, он стал покрывать поцелуями ее шею и грудь, пока она не отпустила его.

Еще бы чуть-чуть… Ни он, ни она не подумали о том, чтобы предохраняться. Сейчас ей только забеременеть не хватает. Тем не менее какое-то странное ощущение потери овладело им. Он откинулся на спину и углом простыни отер ей живот.

Кьяра лежала неподвижно, опустив ресницы. Ее волосы рассыпались по подушке, как мерцающий золотой нимб вокруг головы. Он испытывал какую-то неловкость и поэтому не хотел прерывать молчание. Все равно то, что хотелось сказать, нельзя было выразить словами. Вместо этого он улегся сбоку, с удовольствием отмечая мелкие подробности — как она пахнет после секса, мягкость усталого тела, легкость дыхания.

Через секунду Лукас придвинулся ближе и по-хозяйски положил руку ей на бедро. Его охватило незнакомое чувство. Никакого отношения к физической истоме оно не имело. Оно было более… умное. Удовлетворенность? Нет, что-то более глубокое. Наверное, было бы правильнее сказать — ощущение покоя.

Кьяра пошевелилась и приоткрыла глаза.

— Ммм… — промычала она сонно, лениво и чувственно. Затем поморгала, приноравливаясь к свету. — Лукас. — Ему понравилось, как она это произнесла: медленно, протяжно, как тянут ириску. — Это было что-то особенное…

Улыбнувшись, он остановил ее, приложив палец к губам.

— Да, было дело.

Она очаровательно занервничала, что совсем не походило на нее.

— Я не это хотела сказать. — Лениво приподнявшись, Кьяра облокотилась на подушку.

Когда Лукас увидел, как простыня соскользнула с нее, приоткрыв грудь, он почувствовал, как у него непроизвольно дернулся член. Вот дьявол! Не хотелось докучать ей своими ласками, но если простыня спустится еще на дюйм, ему не останется ничего другого, как завалить ее на спину и взять еще раз.

— Я имела в виду, что у нас особые обстоятельства. — Она покусала губу. — Мы не можем… В смысле, мы не должны…

— Тшш. — Он поцеловал ее в губы и накрыл простыней. — Сейчас спать. Смысл будем искать потом.

Свершилось!

Кьяра поморщилась. Надо же, как пафосно. Она ведь не какая-нибудь гусыня из душещипательного романа. Она ученая дама, рационально мыслящая, приученная к дисциплине и независимости суждений.

Тогда почему мысли ее порхают и мечутся, как облака цветочной пыльцы на ветру?

Туман отступил, оставив после себя утреннюю прохладу и ясное небо. Кьяра вышла на обрывистый берег моря. Она поднялась чуть свет и решила отправиться на прогулку, вместо того чтобы сидеть за завтраком в столовой. Рано или поздно ей придется встретиться с Лукасом при свете дня. Но пусть их встреча произойдет не как дополнение к копченой селедке и тостам, и уж тем более не во время научных дебатов между Ариэль и сэром Генри.

Крутая тропинка между скалами наконец привела ее на самую высокую точку кручи. У ее ног лежал океан. В солнечном свете безбрежная синева ослепительно сияла мириадами бликов. На сколько хватало глаз, нескончаемой чередой бежали волны, украшенные пенными барашками. Высоко над головой носились чайки. Эхо их сиплых криков спорило с шумом прибоя.

На секунду она позавидовала их свободе лететь куда хочется, куда донесут крылья. Хорошо бы парить в небесах и не думать ни о чем на земле!

«Уймись, — осадила она себя. — Жизнь совсем не простая вещь, даже для harmargentatus[14]. Всегда найдется хищник, который только и ждет, чтобы воспользоваться чьей-либо беспечностью. Так что не щелкай клювом».

Ей самой по крайней мере хватит ума, чтобы побороться.

Хотя не все так однозначно.

Как иначе можно объяснить тот факт, что, наплевав на все, она предалась любовным утехам с Чокнутым Хэдли?

Усевшись на теплом плоском обломке скалы, Кьяра посмотрела на воду. Неужели природный здравый смысл отказал ей, если она очертя голову кинулась в неведомые глубины? Граф не может служить якорем. Достаточно посмотреть, как он идет по жизни, снимая пенки.