определяя политики, которые затрагивают проблемы деградации окружающей среды, использует их как средство продвижения своей повестки дня и подчинения более бедного Юга. Юг же в свою очередь подозревает, что Север использует глобальную экологическую безопасность как инструмент продвижения «зеленого» империализма, чтобы контролировать мировые природные ресурсы и переложить часть экологических издержек на Юг. Убеждение в том, что развитый мир и его корпорации, владеющие технологиями альтернативной энергетики, контролируют их использование, подкрепляет эти подозрения, что приводит к ожесточенным спорам об условиях передачи технологий альтернативной энергетики и соответствующих прав интеллектуальной собственности.

Суть геополитических конфликтов часто объясняют тем, что в политике отсутствует мораль. Экологические движения, делающие акцент на устойчивом развитии, стремятся исправить этот недостаток политики, указывая на последствия ухудшения окружающей среды для общества и межгосударственных отношений, если соответствующие вопросы останутся без внимания. Поскольку политику часто рассматривают как применение власти с целью доминирования над другими, считается, что мораль и здравый смысл ей чужды и не нужны. Это особенно применимо к международной политике, где сама идея «цивилизовать» геополитику или подчинить ее общим правилам игры через такие процессы, как разоружение или глобальное управление, часто считается в лучшем случае наивной. Отношение к тому, что рассматривается как нелегитимное во внутренней политике в силу принятых форм государственной власти, социальных норм и общинных связей, становится гораздо менее определенным в геополитике. Однако возможность появления «моральной» геополитики нельзя исключать, учитывая контекст экологии и «зеленой» геополитики, которая стремится предотвратить ухудшение состояния окружающей среды через этическое, рациональное и гуманное отношение к экосистемам. Таким образом, теория и практика геополитики может претерпеть дальнейшие изменения, отражая сдвиг в понимании, развитии и применении инструментов власти. Например, последствия ухудшения окружающей среды способствуют тому, что общество усиливает давление на правительства, заставляя их предпринимать действия за пределами своих территориальных границ и вынуждая вмешиваться в той или иной форме, даже когда на кону не стоят национальные интересы.

Эволюция мегатренда альтернативной энергетики может еще больше обострить споры и противостояния в связи с истощением запасов продовольствия, воды и других жизненно важных ресурсов. Хотя дефицит пока не привел к резкой эскалации насилия, он все сильнее определяет политическую борьбу за контроль над ресурсами и служит оправданием для применения силы с целью «защиты» национальных интересов. Вероятный рост цен на возобновляемое транспортное топливо, электричество и другие виды энергии может способствовать возникновению оппозиционных групп, которые будут выражать свое недовольство и начнут формировать повестку дня национальной политики, что может привести к межгосударственным конфликтам. Конфликты из-за ресурсов часто связаны с необходимостью дать толчок внутреннему развитию и увеличению доходов. Это, в свою очередь, может привести к риску быстрой неконтролируемой эксплуатации конкретных ресурсов – часто по неоптимальным ценам и за счет экологического баланса. Например, дефицит воды является одной из основных потенциальных причин будущих конфликтов, поскольку более двух миллиардов людей уже страдают от этого[549]. Оценка дефицита воды по регионам указывает на разрыв между потребностями в воде и возможностями водоснабжения, что может привести к конфликтам и значительным волнам миграции. Ожидается, что к 2050 г. более половины населения Земли будет жить в условиях дефицита воды[550].

Рис. 6. Уровень дефицита воды по регионам: объем забора пресной воды в соотношении с доступными источниками пресной воды в 2014 г.,%[551]

Политикам еще предстоит проанализировать связь между параллельным использованием ресурсов для получения альтернативной энергии и других жизненно важных ресурсов, таких как вода и продовольствие[552]. Случаи, когда государства вступали в войну из-за доступа к воде, известны уже с 4500 г. до н. э.[553] «Озеленение» мира, безусловно, устранит некоторые серьезные риски, но также создаст и новые. Возможная нехватка воды из-за увеличения производства возобновляемой энергии может привести к непредвиденным проблемам, которые будут затрагивать многие государства и выльются в региональные или глобальные конфронтации. Огромное количество воды, необходимое для производства определенных видов альтернативной энергии, может повлиять на водоснабжение целых регионов, повысив вероятность конфликта на почве ресурсов. Ярким примером напряженности в вопросе доступа к воде является спор о реке Нил между Эфиопией, Египтом и Суданом. Конфликт заключается в том, что Эфиопия планирует построить большую гидроэлектростанцию, в то время как Египет решительно выступает против этого проекта, опасаясь значительного сокращения своего водоснабжения. Несмотря на ряд временных многосторонних соглашений, три стороны не смогли договориться о механизмах, которые позволили бы снизить воздействие проекта на страны, расположенные ниже по течению Нила, и исход нарастающего напряжения пока неясен[554].

Возрастает беспокойство по поводу влияния альтернативной энергетики на продовольственные ресурсы. Растущая конкуренция между продовольственным и энергетическим секторами отчасти обусловлена растущим общественным давлением в пользу внедрения альтернативных источников энергии, в частности биотоплива. В США, например, фермеров побуждают перейти от выращивания сои к выращиванию кукурузы для биотоплива. Однако это может стать экономическим стимулом для уничтожения лесных угодий и использования пахотных земель с целью производства сырья для биотоплива, а не продуктов питания.

Другая спорная область заключается в существующей институциональной инфраструктуре, которая регулирует секьюритизацию глобальных экологических проблем. Эта инфраструктура по-прежнему подвержена влиянию Вестфальской конвенции и принципам государственного суверенитета и приоритета внутренней политики, что иногда приводит к противоречивым позициям и напряженности. Влияние национальных интересов на «зеленую» геополитику часто противоречит логике дальновидности и воспринимается другими государствами-участниками как нечто вызывающее. Пожалуй, это неудивительно, учитывая отсутствие политической предсказуемости в многополярном мире, где расстановка игроков больше не совпадает с границами сфер влияния времен холодной войны.

Еще одной областью геополитических разногласий может стать практическая реализация международной политики экологической безопасности. Экологическая политика, связанная с альтернативной энергетикой, вышла за рамки сегодняшних возможностей практического применения этих технологий, напоминая «жителей Крита» шотландского писателя Саки, которые, «к своему несчастью, произвели больше истории, чем могли сами потребить»[555]. В частности, аспекты экологической безопасности в развитии альтернативной энергетики порождают расхождения в стратегических интересах государственных и негосударственных акторов. Современный характер развития возобновляемых источников энергии может привести к новой напряженности на международной арене из-за обязательств и норм, касающихся изменения климата. Слияние экологических норм и политики безопасности может иметь непредвиденные последствия из-за иррациональных и субъективных решений, что подтверждает справедливость слов американского мыслителя Ральфа Эмерсона, который предостерегал: «Анализируя историю, не копайте слишком глубоко, поскольку зачастую оказывается, что причины лежат на поверхности»[556]. Порой эта мудрость упускается из виду, когда политика основывается на слишком субъективном взгляде.

Несмотря на мрачные картины будущего человечества, если оно будет игнорировать экологические угрозы, сама вероятность крупной катастрофы может быть преувеличена. Говоря об исчезновении полярных ледяных шапок или о возросшем числе