от стычки с темными, отчего меня так и подмывало предложить им заткнуться, потому что девчонки, особенно Вирсалика, передергивались от страха. Нам повезло самым чудесным или сказочным образом. И большая часть этого везения связана с Белыми.

У сов очень острый слух, я слышала, как далеко в лесу обменивались воем Лаури и Мишка, похоже, загоняли какую-то крупную добычу. Ну и потихонечку наблюдала за весьма занимательной парочкой: Кейгером и нашей вдовушкой. Уж явно не от жара костра ее лицо покрывал густой румянец, а его глаза жадно блестели не только от влияния Сияющей, но и чисто мужского голодного интереса к желанной женщине.

Задержавшийся в холостяках Белый всячески способствовал Вирсалике. То помогал резать подмерзший сыр, то хлеб, то чего и сколько в котел положить, то варево самому помешать, ей-то в огне и дыму несподручно. В общем, нашел десятки причин, чтобы коснуться ее, приобнять, показать свою заботливость и нужность. Наблюдая за ними, я тайком млела от восторга творившейся рядом романтики. Божечки, это так здорово!..

Когда вдова, не выдержав накала эмоций, сбежала в фургон под самым благовидным предлогом, я, тоже не сдержав терзавшего меня любопытства, тихо поделилась с Кейгером:

– Я думала, только у жрецов бывают истинные.

– У всех Белых, в ком есть хоть капля крови первого жреца.

Я заглянула ему в глаза, уже лишь чуточку менее насыщенного синего цвета, чем у Лаури. Почему-то это непонятное изменение меня еще сильнее встревожило, царапнуло душу страхом. И мой капельку укоризненный тон был из-за этой тревоги. Хотя, в чем виноват именно Кейгер, тоже было непонятно.

– Почему цвет твоих глаз изменился?

– А ты не понимаешь почему? – едва заметно нахмурился он.

– Нет, могу лишь догадываться, – напряженно глядя на него, призналась я.

– Сияющая не может оставить своих детей без присмотра. Без жрецов. Каури скоро двести, детей нет, истинную потерял.

– Но ведь есть Лаури, который скоро станет жрецом и главой Белого клана?! – растерянно возразила я.

– Судя по резко меняющемуся настроению весьма уважаемого и ранее всегда спокойного господина Кейгера, в том, что Лаури сможет стать жрецом, появились огромные сомнения, – громом среди ясного неба прозвучал сухой голос Граша. Он подтвердил мои подозрения. – Я прав? Вижу, и ты внезапно встал на путь познания. Теперь уже тебя Сияющая проверяет на чистоту помыслов?

Граш замер рядом со мной, мрачно глядя на сидевшего у костра наставника Белого. После того, как он помянул Богиню, Кейгер вскочил – и словно кошмарная стена ярости качнулась в сторону Граша и остановилась в сантиметре от него. Нависла и подавляла, злобно скалясь длинными острыми клыками, грозя стереть парня с лица Хартана за сказанное. Вырвать ему глотку за сомнения в родиче, в подопечном. Видимо, у Кейгера чувство ответственности и так зашкаливало, а теперь и вовсе переросло в тот триггер, на который давит «жреческий путь познания», усиливая все недостатки или достоинства в разы.

Я сжалась от ужаса, а вот сам Граш, бесстрашно оголив горло, с едва заметной интриганской ухмылкой взирал на взбешенного полузверя. Вот дурак авантюрный!

Глаза Кейгера сияли чистым серебром, он сжимал-разжимал кулаки, похоже, силился взять под контроль не только свои эмоции, но и порыв собственного волка. И совершенно неожиданными для меня оказались его слова и опустившиеся, будто под непосильным весом правды, плечи:

– Возможно, ты прав, пернатый.

– Тоже что-то имеешь против пернатых? – предупреждающе дернул уголком рта Граш.

– Нет! И с искренним стыдом прошу прощения за одного из Белых, заронившего гнилое зерно сомнений в чьем-то преимуществе среди видов или кланов Дарглана. Я могу поклясться своей жизнью, что эта мерзкая мыслишка посетила лишь одного юнца. Да и то ненадолго.

– Двадцать шесть лет, не настолько уж он и юн, чтобы возраст служил оправданием, – сухо парировал Граш.

Кейгер сверлил цепким взглядом молодого орлана, поморщился, прежде чем пояснил:

– К сожалению, ты не поймешь, Граш. У тебя есть семья, мать и отец. Ты отвечаешь только за себя, да за мальчишку Филана. Война забрала у нас с Каури все, родных и любимых… Все! Оставив заботу не только о собственном огромном клане, но и чужих вдовах, сиротах из других кланов. Еще и попытки всяких выродков перекроить иерархию во всем Дарглане, сменить право наследования, захватить власть… Мы до сих пор разгребаем последствия войны с Фейратом. И не успели выдохнуть, как убили семью единственного оставшегося в живых брата Каури. Так годовалый Лаури достался двум одиноким волкам, которые забыли, что такое душевное тепло и любовь. Которые умеют лишь защищать, требовать, карать или миловать. К тому же Лаури с рождения – будущий жрец, с него и спрос другой. Больше, чем ты можешь себе даже представить…

– Ну почему же…

– Нет, Граш, не можешь! – взревел Кейгер, чуть не потеряв и так трещавшую по швам выдержку, защищая воспитанника. – Жрецов готовят с рождения. Без жалости и сочувствия, ведь от их знаний и силовой подготовки зависит не только чужая, но и собственная жизнь. Одновременно с тяжелейшими нагрузками идет становление силы, роднение со слишком сильным и своевольным зверем, и над всем этим довлеет море ответственности за все и каждого. Пока другие щенки… и птенцы веселились, получая любовь матерей и защиту отцов, маленькому Лаури приходилось работать. Только работать, Граш. И нести ответственность. Думаю, одну ошибку, не спорю, грубую и жестокую, ему можно простить? Ведь он ее осознал. Пусть и с помощью юной, но сильной духом совы, которая помогла ему вымести весь мусор из головы.

Откровения Кейгера все во мне перевернули, словно вывернули наизнанку. Вспомнила, с какой гордостью и злостью отказывала Лаури раз за разом. Даже не пыталась поговорить, что-то узнать, избегала встреч. Лелеяла лишь свою униженную гордость, свою боль преданного и лишенного любви ребенка. По-видимому, мы оба с Лаури – психологически травмированные дураки.

– Я… – начала и запнулась, еще не определившись, что сказать.

Кейгер резко взмахнул рукой, не позволив продолжить, и глянул сурово с предупреждением:

– Не смей жалеть своего мужчину, Ежения. Никогда! Особенно Лаури. Он очень сильный. Во всем! А жалость вызывают лишь слабые. Сломленные. Не способные справиться сами!

– Ну хотя бы сочувствовать своему мужчине можно? – «своему» я особенно выделила и улыбнулась, радуясь, что сдержала слезы.

– Можно, но изредка. Нам нельзя расслабляться, – разрешил Кейгер, немного оттаяв.

– Да, ведь вам раз за разом приходится всех спасать, – тяжело вздохнула я. – Только меня вон уже не раз и не два…

Бросив короткий взгляд на фургон, где недавно скрылась Вирсалика, Кейгер неожиданно поморщился и почти отчитал меня:

– Защищать и судить – обязанность каждого Белого. Наш долг. Однако не означает, что весь Дарглан должен Белым, ведь мы только глас богини. Рука, наделенная частью ее силы. Это не мы, а она защищает и помогает. Кому из жрецов