потому что втянул за собой тележку приличных размеров. Развернувшись и увидев меня, он попытался сделать вид, что ничего необычного не видит:

— Акор, Агния.

Я сдавленно кивнула.

— Ладно, я понял. Где же они? — Жэсмин совершенно спокойно, словно он это делал каждый день, начал открывать шкафчики, затем радостный возглас, — Нашел. И прямо перед моим носом плюхнулась упаковка с салфетками.

— Спасибо! — и я потянулась, чтобы открыть ее.

— Так это еще не все. Надеюсь, ты не лазила здесь, — и он встал на стул и полез на самую дальнюю полку правого стеллажа.

— Не дошла, простите, я… Сейчас все пройдет. Мне надо… — и я замолчала, потому что меньше всего мне хотелось покидать лабораторию в таком виде.

— Сиди уже. Тебе сказочно повезло, у меня есть время и старые запасы трав. Подарок любимых учеников, — он с трепетом взял мешочек с травами и удивительно грациозно и легко для его возраста спрыгнул со стула. Еще минсина — и перед мной стояла дымящаяся чашка с настоем трав.

— Пей. — наставительно сказал учитель.

Мои попытки сдержаться приводили к еще большему потоку слез. Наверное, мне потом будет стыдно. Но сейчас я ничего не могла с этим поделать. Я оплакала свою прошлую жизнь. Возможно, в травках учителя была ударная доза успокаивающих веществ. Ибо когда ко мне вернулась способность говорить, я рассказала всю свою идиотскую историю с практикой. Я ждала понимания или осуждения, но никак не слов:

— Я рад.

— Чему? — изумилась я.

— Сейчас ты это не поймешь. — покачал головой Жэсмин.

— Вся моя жизнь зашла в тупик, — констатировала я.

— Ты столько сил затратила на университет. Действительно ли это то, что ты хотела, или это оптимальный вариант для выживания?

— Мне там нравилось. — в этом я была уверенна.

— Мне тоже много где нравится, — пожал плечами профессор, наливая еще одну чашку чая и продолжая:

— Загляни вглубь себя, ты постоянно оглядываешься на других и не позволяешь себе быть искренней, настоящей, честной с самой собой. Знаешь, почему?

Я отрицательно покачала головой.

— Страх. Страшно выпасть из колеи, страшно почувствовать себя неправильной, и еще страшнее сделать то, что большинство из нас избегает всю жизнь: встретиться с самим собой: своими мечтами и еще большими страхами, своей слабостью и трусостью, признаться в ненависти, презрении слабейших и гордыни.

— Я хочу быть как все. На большее у меня нет сил. — я сама не ожидала услышать от себя это. Видимо, травки непростые.

— Потому что твоя энергия уходит в зависть.

— Чушь, — я попыталась защититься.

— Покопайся в себе. Как ты реагировала на более обеспеченных однокурсников?

— Мне становилось грустно, хотелось держаться от них подальше.

— Так проявляется ненависть.

— К кому?

— К другим, к себе и к судьбе.

— Но я же никому ничего плохого не делала.

— Мысли — это тоже действия.

— Допустим, вы правы! Я неправильно живу! Я уже выбилась из сил все исправлять. Какое Вы мне назначите лекарство?

— Лечение простое и невероятно трудное

— Какое?

— Идти по своему пути! Понять предназначение.

— Шутите?

— Ничуть! Быть собой тебе пока тяжело. Сначала надо найти себя, а ты упрятала истинное Я очень глубоко. Потом услышать себя. Полить вниманием и взрастить со временем. Это единственный выход.

— А если я наделаю ошибок?

— Препятствия — это часть пути. Но пусть они будут только твои. Свой путь требует больше сил, чем чужой. Но в конце тебя ждёт награда в первом случае и самое большое разочарование во втором. Ты еще не осознала этого, но очень близка к переходу. Все нити твоей судьбы ведут тебя к этому.

— Знаете, а практика — это еще не все мои проблемы, — неожиданно созналась я.

— Догадываюсь, уж слишком большой у тебя потенциал и абсолютное неверие в себя. В этом случае необходимы колоссальные сдвиги и мощные толчки. А судя по тому, как ты упираешься и цепляешься за прошлые идеи и представления, то впереди тебя ждут болезненные перемены.

— А покой? — с надеждой спросила я.

— В твоем-то возрасте? — рассмеялся старик. — Тебе, пожалуй, пора. К Алисии я зайду сам, не беспокойся. Я все улажу с документами. Хотя, постой.

С этими слова Жэсмин бодро подскочил к личному шкафчику и долго рылся в коробке. Наконец, он выудил оттуда маленький белый камень и прицепил мне на обратную точку уха.

— Это для смелости, когда совсем будет страшно. Давай, детка, беги. Времени у тебя не так уж много.

То ли чай подействовал, то ли я выплакалась и высказалась, но по крайней мере я ощутила, что могу встать и идти. И желание слиться с полом как-то покинуло меня.

— Спасибо, — я не выдержала и обняла старого чудаковатого профессора.

— Ну, детка! Все будет хорошо! — он участливо похлопал меня по спине.

И я ушла. Мне опять повезло, и только мои шаги нарушали тишинукоридоров школы. Я вышла на улицу. Капли с неба приветствовали меня, пытаясь создать маленькие красивые озера на идеально ровном тротуаре. У них ничего не получалось. Лишь на несколько секунд они достигали своей цели, прежде чем искусственная поверхность впитывала в себя воду. Вместо того, чтобы смоделировать капюшон, я распустила волосы и потопала вперед в поисках луж. Наушники в ушах и команда мирону о старинной песне. Я слушала слова, сливаясь с дождем и взяв направление домой. Так вместе с дождиком и музыкой добралась домой.

Дождик ласковый, тихий и тонкий,

Осторожный, колючий, слепой,

Капли строгие скупы и звонки

И отточен их звук тишиной.

То — так счастливы счастием скромным,

Что упасть на стекло удалось;

То, как будто, подхвачена темным

Ветром, струя уносится вкось.

Тайный ропот, мольба о прощеньи;

Я люблю непонятный язык!

И сольются в одном ощущеньи

Bся жестокость, вся кротость, на миг.

В цепких лапах у царственной скуки

Сердце сжалось, как маленький мяч:

Полон музыки, музы и муки

Жизни тающей сладостный плач!

(С Осип Мандельштам)

Люк с радостью вскочил мне на плечо и вытащил наушники из ушей. Мне рады. Я с благодарностью почесала любимца за ушком. Первая мысль была не идти к Сааре. Но это привело бы к тому, что она сама вместе с гостями пришла бы ко мне домой. И родители, в отличие от братьев, вечеринке бы не обрадовались. Я все склонялась к мысли, что надо идти к Клариссе на поклон и поступить в услужение рода. Это дало бы мне большую защиту и потерю собственной свободы. Это давало бы полное право главе рода выбрать мне мужа, род деятельности, место жительства и множество различных обязательств. Другого выхода я не вижу. Разговаривать с родителями и