удара. Я никогда не слышала, чтобы мама даже вскользь намекала на что-то подобное. Развод неприемлем ни в корейской культуре, ни в церкви. Моя мама оказалась в безвыходной ситуации, потому что считает, что у нее нет других вариантов?

Я думаю о Джейкобе и о том, что он, видимо, чувствует то же самое. Попал в безвыходную ситуацию.

Я сжимаю мамину руку.

– Но как я могу развестись с ним? Я люблю его. Он любит меня. Может быть, иногда он любит себя больше. Или, может быть, работа в Сингапуре – это его способ показать, как он любит меня, любит нас. Не знаю. Но я не хочу быть ни с кем другим. Тяжело быть так далеко от мужа, но я бы не выбрала другого пути, если бы это означало, что я потеряю его. Даже если бы церковь разрешила разводиться, я бы этого не сделала. Я люблю твоего папу. Я люблю его.

Ее голос срывается, и это разрывает мне сердце, вызывая поток слез. Это не то, что я ожидала услышать. Я вытираю лицо свободной рукой, еще крепче хватая маму за руку. Мучительный крик застревает у меня в горле, я отказываюсь его выпускать. Я сижу и продолжаю слушать, что говорит мама.

– Ты так далеко от папы, тебе тоже тяжело.

Я закрываю глаза и представляю себе лицо моего отца. Глядя на меня, он всегда улыбается. Хочу представить, как может выглядеть его лицо без этой улыбки, и не могу. Не могу, потому что люблю его. И на его лице всегда светится любовь ко мне.

– Папа не стал любить тебя меньше из-за того, что уехал в Сингапур, – говорит мама.

Мне больно это слышать.

– И Хелен любит тебя не меньше из-за того, что переехала в Бостон.

Я качаю головой, не в силах поверить в правдивость ее слов.

– Ханна, я люблю тебя не меньше из-за того, что так много работаю в церкви и помогаю другим, – говорит она сквозь слезы. – Но мне очень жаль, если из-за меня ты чувствуешь то же, что и я. Ты моя сильная, независимая, уверенная в себе девочка. И мне жаль, что я считала это само собой разумеющимся и оставила тебя наедине с собой.

Меня бьет озноб, но я крепко сжимаю губы, сдерживая рвущиеся из груди рыдания. Я не чувствую себя сильной, независимой и уверенной. Я чувствую, что тону в океане боли, которую носила в себе всю жизнь. И боль эта становится все нестерпимее. Одиночество, неуверенность, стойкое ощущение, что я недостойна любви родных и друзей, обрушиваются на меня, как волны на скалы.

Мама придвигается ближе и обнимает меня, успокаивая меня своим шиканьем и поцелуями в голову. Я впитываю ее поддержку и любовь. Пытаюсь освободиться от злости, своего защитного механизма. Я так устала злиться на всех и на себя в том числе.

– Джейкобу предстоит очень трудный выбор. Финансовое благополучие семьи зависит от его гонораров, и он так старается не подвести мать и сестру. Ты же знаешь, Ханна, какое тяжкое бремя легло на его неокрепшие плечи. Он рано потерял отца, у него с детства проблемы со здоровьем, и он вынужден соглашаться на кабальные условия, лишь бы не потерять работу. Разве ты не видишь? Он всегда обо всех заботился, даже о тебе. Я должна благодарить его, что он был рядом с тобой, когда у меня случались трудные времена. Он такой хороший, такой добрый мальчик.

Я повторяю в уме мамины слова. А мне-то казалось, что это я всегда заботилась о Джейкобе. В детстве я защищала его от хулиганов. Следила, чтобы никто к нему не придирался, не обижал, не угощал тем, что могло вызвать у него страшный приступ аллергии.

Но мама права. Джейкоб тоже заботился обо мне. Он единственный оказывался рядом, когда мне было плохо или одиноко. Он был моей страховкой. Он любил меня, когда, как я считала, никто другой не любит, даже я сама. Так было всегда, не считая последних трех лет. И теперь, когда все нуждаются в Джейкобе, когда все что-то от него ждут, кто может помочь ему, кто сейчас рядом с ним?

Вчера вечером я ушла от него.

Когда у меня, наконец, появилась возможность поддержать его, позаботиться, быть опорой в трудную минуту, я отвернулась от него. Когда он хотел поговорить о нашем будущем, найти способ сохранить наши отношения, я оттолкнула его.

– Я была такой эгоисткой, – вздыхаю я.

Отъезд моего отца в Сингапур не означал, что он меня бросил.

Отъезд моей сестры в Бостон не означал, что она меня бросила.

Отъезд Джейкоба в Корею не означает, что он меня бросает.

Причина, по которой все разъехались, никак не была связана со мной. Это был печальный результат трудных решений, которые всем пришлось принимать, чтобы изменить свою жизнь, найти в ней новые цели. А я, как неразумное дитя, ношу и лелею в себе эту досаду, это убеждение, что мои близкие сделали такой выбор из-за того, что я недостойна их любви.

Осознание своей неправоты потихоньку освобождает меня от многолетнего, спрессовавшегося в прочный ком в душе груза страданий и одиночества. И сейчас, после разговора с мамой, этот, казалось бы, вечный ком начинает разрушаться.

Я вглядываюсь вдаль, напрягаю глаза, чтобы разглядеть, где небо встречается с океаном, но ничего не выходит. Я всегда ищу, всегда жду конца, но почему он обязательно должен существовать? Должна ли любовь заканчиваться?

Я люблю Джейкоба. А если он все-таки должен уехать, что тогда? Сохраним ли мы нашу любовь на расстоянии? Может быть. А может, и нет. Но даже если нам не удастся сохранить романтические отношения, разве я не должна быть рядом с ним как друг? Каким бы ни был его выбор, разве я не должна его поддерживать и не бросать? Неужели я так и не усвоила прошлый урок?

Я не хочу его терять. Все что угодно, только бы не потерять его еще раз.

Я глубоко вздыхаю и чувствую, что это вздох душевного очищения и исцеления. Боль отступает. У меня нет ответов на все вопросы, которые наверняка готовит мне дальнейшая жизнь. Но я точно знаю, что мне следует делать.

– Мама, я тебя люблю. Спасибо, что пришла за мной. – Я наклоняюсь к ней и словно напитываюсь ее силой, ее любовью, ее состраданием, ее энергией. Она встает и подает мне руку. Я держусь за нее и тоже встаю. Мама еще раз целует меня в голову и идет к своей машине. Я смотрю, как она уходит. Я хочу быть