– Джейкоб, – снова умоляет она.

– Я не в состоянии ничего решать прямо сейчас, – говорю я, имея в виду все, что происходило в этой гостиной с той минуты, как мы тут появились. Но лицо Ханны мрачнеет. Она думает, что я говорю о ней, о нас с ней.

– Я… я… все понимаю. Конечно. Планируйте вашу работу и дальше, артисты, – говорит она срывающимся голосом и мчится наверх. Я пытаюсь заставить свое тело повернуться и догнать Ханну, но тело меня не слушается.

Чувствую чье-то прикосновение к своей руке.

– Джин Сок, не могу дождаться, когда ты, наконец, покажешь мне Сан-Диего, город твоего детства. – Мин Гён тащит меня к дивану. Я не сопротивляюсь. Со мной обращаются, как с тряпичной куклой.

Хэ Джин достает из портфеля блокнот в кожаном переплете и ручку. Вытаскивает какой-то официальный документ и переворачивает его на журнальном столике лицевой стороной вниз. Прочищает горло. Посыл очевиден – она собирается поговорить со мной наедине.

Мама подходит к дивану и встает рядом со мной.

– Все в порядке, – говорю я и киваю, чтобы успокоить маму.

Мама, Джин Хи и миссис Чо уходят, а я остаюсь сражаться с корейскими волчицами.

Я хочу предупредить Хэ Джин до того, как она начнет говорить.

Я хочу вырваться из хватки Мин Гён.

Я хочу пойти проведать Ханну.

Но я будто прирос к дивану. Не могу заставить свои ноги двигаться. Я застрял во всех возможных смыслах.

Присутствие Хэ Джин и тот факт, что студия отправила сюда очень дорогую съемочную группу и Мин Гён впридачу, недвусмысленно дают понять, что у меня большие проблемы. Я облажался по-королевски. И мне лучше смириться и делать то, что они хотят, иначе все может закончиться для меня весьма плачевно.

По правде говоря, сейчас мне все равно. Если я не борюсь за то, чтобы остаться здесь с Ханной, я должен вернуться в Корею. Или я все неправильно понял? Она рассказала Нейту обо мне. Она за моей спиной проводила с ним время. Выходит, она играла со мной все это время? А может быть, она не отпускает его далеко, пока я не уехал?

Я тупо сижу и смотрю, как Хэ Джин распинается о наших планах, не слыша ни слова из того, что она говорит. Я статуя из камня, и я погиб.

Следующие два дня я с головой погружен в работу.

Нас с Мин Гён привозят в Бельмонт-парк, где мы едим сладкую вату на фоне старых деревянных американских горок. Нас снимают. Я улыбаюсь, когда камеры включают, и становлюсь безучастным роботом, когда их выключают.

– Приложи немного усилий, Джин Сок, – шипит на меня Хэ Джин. – Студия очень заинтересована и инвестирует в результат большие деньги. Никто тебя по головке не погладит за то, что ты подверг риску и нас, и шоу, необдуманно выложив в Интернет фото с этой девушкой.

– Не говори о ней, – прошу я. – Я позволяю тебе обращаться со мной как со своей собакой, но о Ханне ты говорить не смеешь. – Хэ Джин приподнимает бровь, явно удивившись, что я так дерзко ей ответил и что защищаю девушку, которая, как она считает, предала меня. Не понимаю, рассержена она или крайне удивлена. Наверное, просто раздражена, что приходится иметь дело со мной.

Должно быть, пиарщики растрезвонили о съемках, потому что вездесущие фанаты буквально следуют за нами по пятам. Мне уже сдается, что я не в Сан-Диего. С тем же успехом город мог быть и Сеулом.

Потом мы едем в SeaWorld, кормим дельфинов и гладим по головам косаток. Никого не волнуют дискуссии о содержании косаток в неволе. Всех заботит лишь одно: на снимках Минджин все должно выглядеть так, как будто мы отлично проводим время. Я натягиваю на лицо свою актерскую улыбку и делаю, что мне велит режиссер.

С Ханной я не виделся и не разговаривал уже два дня. Она игнорирует мои сообщения. Я отчаянно хочу поговорить с ней. Я не доверял ей, так почему она должна доверять мне? А когда Ханне больно, она, по обыкновению, отталкивает людей. Вот чего я боюсь больше всего.

– Думаю, здесь мы все сняли, – сообщает оператор.

– Хорошо, давайте собираться и закончим на сегодня. Завтра будем снимать в Старом городе и в магазине корейских десертов на Конвой-стрит, – говорит режиссер.

– Это большая работа всего лишь ради нескольких промофото, – ворчит Мин Гён. Голос у нее напряженный, и я впервые вижу, как что-то поколебало ее внешнюю невозмутимость. Она опускает зонт, защищающий ее от солнца, ближе к лицу. Она расстроена. Не помню, задумывался ли я вообще о том, от чего ее оторвали, чтобы притащить в Сан-Диего и сохранить легенду наших отношений на камеру.

– Как отель? – спрашиваю я.

Ее голова дергается, она бросает на меня недоверчивый взгляд.

– Пожалуй, там вполне пристойно, – отвечает она.

– Мин Гён нуна, прости, что вел себя, как придурок, и за все это. Просто… у меня были планы на лето, и все это типа сбило меня с толку. – У меня получится. Я могу, по крайней мере, попытаться помириться с ней и быть более дружелюбным. Мы вместе в этой лодке.

– Я предупреждала тебя во время видеозвонка. Твоя беспечность и эгоизм поставили в невыгодное положение всех, в том числе и твою девушку. А потом ее поймали с другим парнем. Господи, Джин, живи по программе. В этом бизнесе у нас не может быть «нормальной» жизни, как бы мы этого ни хотели. Наша работа предполагает, среди прочего, создание картинки, которую хочет видеть наш фандом. И в ту минуту, когда эта видимость растворится вместе с надеждой на наши отношения, пиши пропало. – Мин Гён снова поправляет зонтик над головой и продолжает: Приходится повторить еще раз, потому что до тебя, похоже, мои слова слишком медленно доходят. Если не хочешь снова стать безработным и нищим, предлагаю поразмыслить, что значит быть актером… Хотя бы в виде исключения. – Она уносится прочь и садится в ожидающую ее машину.

Ну, вот вам и оливковая ветвь.

Я достаю свой телефон. Ни одного сообщения от Ханны.

«Ты сегодня ночуешь дома? Мы можем поговорить?» – печатаю я.

Опять ничего. Я буду терпеливо посылать сообщения, пока она не ответит.

Она не может вечно избегать меня. Она должна в конце концов вернуться домой. И когда она это сделает, я буду ее ждать.

Я снова пропустил семейный ужин. Мамы ставят передо мной подогретую тарелку с остатками еды и продолжают смотреть корейское варьете, где звезды современной эстрады исполняют старые хиты, соревнуясь за голоса публики. Это забавное шоу, и наши мамы не отрывают глаз от экрана.