В общем-то, ничего удивительного в том, что с самого утра меня вызвал к себе Кристобаль, не было. Было бы странно, если бы не вызвал. Вспоминать вчерашние события не хотелось. Становилось больно даже от одной мысли о том, чтобы вспомнить. Ярость охватывала меня целиком и закручивала огненным кольцом. И душила, душила, душила…

– Диего, мы должны поговорить о твоём вчерашнем безобразном поведении, – уведомил меня декан.

– Должны, – согласился я.

Работа у него такая. Хорошо, что не с доном Игнасио, упаси Тень. Хотя ещё не вечер.

– Ты отдаёшь себе отчёт в том, что вёл себя недостойно? – сурово спросил дон Кристобаль.

– Да.

Перед глазами мелькнуло, как я бью в лицо первокурснику, и внутри свело судорогой. Я закрыл глаза, чтобы взять чувства под контроль.

– Ты должен смириться, принять, что она не будет с тобой, – утешая меня, словно маленького мальчика, говорил декан.

– Не хочу! – вдруг прорвало меня.

– Это не ты. В тебе сейчас говорит Дракон, – пытался вразумить меня декан.

– Я и есть – дракон!

– Диего, пойми, ты и драконья сущность – не одно и то же. Твоя задача – обуздать в себе его желания.

– Не хочу!

– Хочешь ты или нет – и даже неважно, хочет ли она, – вы всё равно не будете вместе, – устало выдохнул декан и ссутулился над столом.

– Почему?

– Потому что у тебя есть долг. Ты должен стать отцом семьи, продолжателем рода…

– Зачем?! Ради чего?! Ради чего я должен терпеть рядом женщину, которую на дух не переношу?! Ради того, чтобы она однажды родила от меня сына, который будет также обречён на вынужденный брак и откажется от девушки, которую будет жаждать? Ради того, чтобы моя будущая дочь стала копией той, кого я ненавижу?

– Наша цель – спасти расу!

«Так, может, и хорошо, что она вымрет?» – вдруг подумалось мне.

– Мы погрязли во лжи и лицемерии! Вот ответьте, дон Кристобаль, вы стали счастливее оттого, что отказались от девушки, которую любили? А она стала счастливее оттого, что вы от неё отступились? Хоть раз скажите правду!

Декан набрал в грудь воздуха, чтобы возразить, но… сдулся. И вдруг, в одно мгновение, стало заметно, что он ровесник моего отца.

– Не знаю, – сказал он и посмотрел мне в глаза. – Я не знаю, счастлива ли она. И теперь мне это абсолютно безразлично. Не думаю, что я стал бы счастливее, если бы от неё не отказался. Более того, был момент, когда я испытал огромное облегчение оттого, что не оказался на месте её избранника. – Декан умолк, видимо, позволяя мне осознать глубину постигшей его трагедии. Или просто так. – Диего, возьми себя в руки, пока дело не зашло слишком далеко. Хочешь, я уберу её из команды?

– Нет!

Одно дело – страдать от своих хотелок и мрака в своей душе, и совсем другое – лишить Бьянку шансов на стипендию и других привилегий, которых она добилась честным трудом.

– Прошу тебя, не вынуждай меня к этим крайним мерам! – строго потребовал декан.

Наконец он нашёл моё слабое место и теперь будет в него бить.

Я безысходно кивнул.

Что мне оставалось?

На сердце было так паршиво, что даже косые взгляды не трогали. Эстебан пытался подшучивать, но, нарвавшись на предупреждение, что он будет следующим после первокурсника, утих. Я даже не пытался скрывать настроение, и мне было глубоко плевать, кто и чем его объяснял.

Практикум Кристобаля сняли, и я брёл после третьего двукрылья, распинывая первые опавшие листья и размышляя, не из-за меня ли отменили занятие. Примерно на полпути Крылатый оживился, и чем дальше, тем сильнее становилась его заинтересованность. Была она направлена к Бьянке, – к кому же ещё? – которая прямо сейчас находилась в ангаре для практик. Причём я не просто ощущал направление. Я ощущал её, как ребёнок – клубничное мороженое в жаркий день. Вкусное, сладкое, красивое, прохладное, тающее на языке – только лизни! Желание лизнуть было настолько сильным, что не удержаться. Я развернулся и поплёлся на этот маячок, как голодный пёс за авоськой с парным мясом.

Пару раз я пробовал бороться с наваждением, напоминая себе, что на кону стоит судьба девушки… Но я же не собираюсь никому ничего бить? Просто загляну, проверю, что же там такое потрясающее она творит, и сразу назад. Мне же ещё перед тренировкой нужно себя в порядок привести. Я на минуточку.

Даже мысль о том, как я буду разговаривать со сьеррой Ларой после вчерашнего, не могла меня не то что остановить – даже затормозить.

Как ни странно, теперь никакие воспоминания, сомнения, угрызения совести и приступы ярости меня не мучили. Чем ближе я подходил, тем сильнее путался в сладкой сети, тем меньше места оставалось в голове для других мыслей, тем труднее было сопротивляться зову.

Она была в кабинете одна. Она и склянка, над которой Бьянка колдовала. И обе они были неотразимы. Совершенно.

– Что ты такого вкусного варишь, Бьянка? – спросил я. Просто потому что глупо стоять в дверях и молчать.

– Это зелье от зубной боли, – буркнула в мою сторону девчонка, такая милая, что прямо сил нет. Стоять и смотреть.

Нет, нужно стоять и гладить.

А лучше лежать!

Я двинулся к ней, как на верёвочке.

– Бьянка, это не от зубной боли, – уверил я её и блаженно потянул воздух носом. – Это что-то совсем другое.

Что-то безумно сладкое.

И очень опасное.

Эта мысль билась под липкой ватой влечения.

– Сьерр де ла Ньетто, идите к Тени! – возмутилась Бьянка, когда я приблизился. А потом сунул нос в её волосы.

Тень подери, это был самый вкусный запах в мире!

Я потянулся, чтобы её обнять.

– Диего, ты рехнулся?! Совсем крыша «кап-кап»? – Она вывернулась из моих рук. Такая тёплая, такая… мягкая, где надо.

– Бьянка-а, это не от зубов, – смог выговорить я и уставился на её губы. Это же проклятие, а не губы. Драконья погибель.

– Я готовила точно по методичке! – Она обошла стол, чтобы тот разделял нас.

Но разве такая мелочь может меня удержать?

– Вылей! – попросил я, обогнул