В противоположность Ахмату, Иван III выступает в качестве «пастыря» русских людей[603]. По мнению Вассиана, обязанности великого князя по отношению к «врученному» ему Богом «стаду словесных овец» сродни пастырским функциям[604]. В данном случае, стремясь отвратить Ивана III от соблазна бежать от надвигающейся опасности, ростовский архиепископ исходит из евангельских положений о том, что «пастырь добрый полагает жизнь свою за овец, а наемник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка и оставляет овец и бежит, и волк расхищает овец и разгоняет их»[605].

Вассиан, дословно цитируя приведенный текст Евангелия от Иоанна, призывает великого князя поступить «не яко наимник, но яко истинный пастырь». «Подщися избавити врученное тебе от Бога словесное ти стадо духовных овець от грядущего волка, — призывает владыка своего духовного сына, — а Господь Богъ укрепить тя и поможет ти, и всему твоему христолюбивому воинству»[606]. Именно таким видит Вассиан идеал должного поведения главы православного государства. С позиций Вассиана, отказ великого князя от борьбы с «волком» означает не только измену пастве, но предательство интересов всего христианства. Бегство Ивана III, по мнению владыки, «преложит» «честь» великого князя в «бесчестье», «славу» его в «бесславие» и даст возможность именовать его «предателем христьанским»[607].

Исходя из этого, архиепископ призывает Ивана Васильевича не поддаваться уговорам «льстивых развратницев», дабы не попасть в положение «бегуна» (термин Вассиана Рыло. — В. Р.), скитающегося «по иным странам». Вассиан еще раз подчеркивает пастырский статус своего духовного сына. Он указывает на неминуемую ответственность перед Богом в случае отказа от борьбы: «Убойся же и ты, о пастырю, не от твоих ли рук тех (паствы. — В. Р.) кровь взыщет Богъ, по пророческому слову? И где убо хощеши избежати или воцаритися, погубив врученное ти от Бога стадо?»[608]

Вассиан Рыло сравнивает статусы Ивана III и Ахмата внутри иерархии «великий князь» — «ордынский царь».

Выступая против устоявшихся в обществе представлений, Вассиан предвосхищает возможные контраргументы Ивана III и его советников: «аще ли же любопришися и глаголеши: под клятвою есмы от прародителей, — еже не поднимати рукы противу царя, то како аз могу клятву разорити и съпротив царя стати». Исповедник великого князя совершенно четко расставляет те духовные приоритеты, которыми должен руководствоваться Иван III. По мнению владыки, гораздо выше страха нарушить клятву для великого князя должен быть страх предстать пред Божьим судом в качестве изменника интересов христианства. Вассиан сообщает своему духовному чаду, что «аще клятва по нужде бывает, прощати о таковых и разрешати нам повелено», да и вообще, по мнению владыки, «луче бе солгавшу живот получити, нежели истинствовавшу погибнути, еже есть пущати тех (татар. — В. Р.) в землю на разрушение и потребление всему христьанству»[609]. Как точно подметил Я. С. Лурье, ««клятва хану» была важным элементом русского исторического сознания XIV‑XV веков; готовность Вассиана снять эту «клятву» отражала новое явление в русской общественной мысли»[610]. Но архиепископ не останавливается на констатации совершенно новой позиции церкви («святейшего митрополита и всего боголюбивого собора») и общества относительно возможности подобного клятвопреступления со стороны великого князя.

Вассиан Рыло подвергает сомнению правомочность давно установившейся «иерархии власти», согласно которой великий князь рассматривался в качестве вассала ордынского «царя». По мнению книжника, Иван Васильевич имеет право «поднять руку» против Ахмата, поскольку последний является «не царем», «а разбойником, хищником и богоборцем». Вассиан полагает, что не должно «великому Русских стран христьанскому царю» (!) повиноваться «богостудному и скверному самому называющуся царю» ордынскому[611].

Ростовский архиепископ выдвигает идею о незаконности власти ордынского хана, поскольку тот всего лишь самозванец [612]. Чтобы подобный упрек конкретному чингисиду («царское» происхождение хана сомнений не вызывало: Ахмат не являлся узурпатором, подобно Мамаю) не выглядел голословным, ростовский владыка подверг сомнению легитимность самой власти ордынских «царей» над Русью.

Для решения поставленной задачи ему потребовалось обратиться к рассмотрению событий более чем двухсотлетней давности, событий Батыева нашествия. Как полагает Вассиан, «окааный Батый… пришед разбойнически и поплени всю землю нашу, и поработи, и воцарися над нами, а не царь сый, ни от рода царьска»[613]. Тем самым, как полагает А. А. Горский, ростовский архиепископ, по сути дела, «объявляет нелигитимными все 240 лет ордынского владычества на Руси»[614]. Судя по всему, убежденность Вассиана относительно незаконности власти чингисидов характеризовала не только позицию самого книжника, но и отражала настроения, существовавшие, по крайней мере, у части тогдашнего общества[615].

Нелегитимной власти ордынского хана Вассиан противопоставляет власть великого князя. Согласно представлениям архиепископа, статус Ивана III не только не ниже, но и гораздо выше статуса «беззаконного» Ахмата. Эту на первый взгляд кажущуюся парадоксальной идею Вассиан парадоксальной не считает. Наоборот, называя Ивана «великим Русских стран христьанским царем», владыка снимает возникшее недоразумение.