Обеспокоенная поступающими из Нью-Йорка новостями, Барбара уже тогда поняла, что с Фредди творится что-то неладное.

— Когда мы только познакомились, он или ничего не знал, или обо всем догадывался, но успешно гнал от себя эту мысль, — говорила Барбара. — Когда Фредди впервые сделал тест в 1985-м, его жизнь навсегда изменилась.

Согласно другим источникам, первый тест Фредди сделал только в 1987-м. Барбара затруднилась указать причину, по которой Фредди все-таки пошел сдавать анализы.

Неужели Барбара не боялась за себя? Пришла ли она в ярость, поняв, что Фредди безответственно рисковал ее жизнью?

— Нет. Я любила его, чего тут усложнять. Сделала потом тест — с негативным результатом, вот и все. Я поняла, что у него СПИД, после одного вечера. Фредди пошел в туалет и случайно порезал палец. Кровь так и захлестала. Я бросилась помогать ему, кровь попала мне на руки, а Фредди вдруг как завопит: «Нет! Не прикасайся ко мне!» И вот тут-то я все поняла. Мы никогда не обсуждали этот случай, но теперь и обсуждать нечего. Хотя и раньше у меня возникали подозрения. Иногда у Фредди появлялись синеватые пятна на лице, вроде синяков. Для телесъемок я помогала скрыть их косметикой, еще до прибытия официальных гримеров.

Барбара и Фредди никогда не обсуждали болезнь.

— Он знал, что я все понимаю, а я понимала, что он об этом знает. Он время от времени отпускал свои обычные реплики, что едва ли проживет слишком долго, — и все. Насколько понимаю, он так никогда и не узнал, какой именно любовник передал ему вирус. Но помню, как однажды, когда один из его старых нью-йоркских дружков умер от СПИДа, Фредди вскричал «о господи!» и у него надолго испортилось настроение. Думаю, уже тогда он знал, что его дни сочтены.

Барбара и Фредди прекратили сексуальные отношения. После того, как Винни ушел, единственным сексуальным партнером Фредди остался Джим.

Отъезд Фредди из Мюнхена в конце 1985 года больше напоминал бегство — внезапное, паническое, ничем не объяснимое для женщины, которую он бросил.

— Только что мы не расставались, все делали вместе. В следующее мгновение он испарился, — всхлипывала Барбара. — Исчез и все. Я не понимала, что происходит. Я отправила ему открытку на день рождения, звонила, писала. Все без толку. Ну что же, подумала я, если он хочет все закончить, тогда давай все закончим. Но никаких объяснений я все равно не нашла.

Через несколько месяцев после того, как Фредди «навсегда» покинул Мюнхен, Барбара Валентин собиралась на званый обед в бутике одного из своего приятелей, когда в дверь позвонили.

— Я ругнулась — кого это черт принес? — а потом сообразила, что это мое такси приехало. Крикнула в домофон «бегу, бегу», но никто не ответил. Я выбежала в коридор и чуть не столкнулась с какой-то фигурой. О боже, пронеслось в голове, кто-то притащил мне восковую фигуру Фредди Меркьюри.

Она не могла поверить своим глазам.

— Я говорила себе — «нет, нет, у меня точно галлюцинации»… Человек держал в руках букет белых цветов. И вдруг сказал: «Нет, это я!» «Знаю! Знаю!» — кричала я, убегая со всех ног. Как робот, я отправилась на обед по случаю открытия бутика, сфотографировала для прессы нескольких знаменитостей… и пошла обратно домой. Фредди ждал меня там. Я не выдержала, бросилась в его объятья и разрыдалась. Он тоже заплакал. Мы ревели, и ревели, и ревели еще.

Прошло несколько недель, прежде чем Фредди нашел в себе силы объясниться. Он хотел обрубить все, что связывало его с Германией. Хотел начать новую жизнь. Его домашним запрещалось даже упоминать Мюнхен. И имя Барбары.

— Около сотни наших друзей к тому времени умерли от СПИДа, — рассказывала Барбара, — но мы никогда не говорили ни об одном из них. А тогда, рассказывал Фредди, он пытался забыть меня и всю мюнхенскую жизнь, как бросают наркотик. Когда ты понимаешь, что сидишь на чем-то и приближаешься к опасной черте, просто решаешь бросить и говоришь твердое нет. «Барбара, я чуть не умер, — говорил он мне. — Ты бы знала, сколько раз я замирал с телефонной трубкой у уха, не решаясь набрать последнюю цифру».

— Потом мне рассказывали, что из Гарден-лодж вычищались мельчайшие следы моего существования. Все фотографии сняли со стен, все, что напоминало обо мне или Мюнхене, нещадно убирали с глаз долой. Он хотел выйти из-под гипноза этих безумных лет, начать новую, спокойную и размеренную жизнь. Но не справился — он мог оборвать любую зависимость, но только не зависимость от других людей.

Барбара и Фредди возобновили отношения, хотя о прежней близости уже не могло идти и речи. Барбара часто гостила в Гарден-лодж и снова путешествовала с Фредди по миру.

— Джим смог полностью заменить Винни, изматывающий роман с которым длился у Фредди без малого четыре года, — вспоминал Питер Фристоун. — Подобрать замену Барбаре оказалось сложнее.

— Думаю, Фредди на самом деле устал от этой жизни, — продолжает он, — к тому же истории о нем и Барбаре всплывали в немецкой желтой прессе с подозрительной регулярностью, Фредди подозревал что и она сама сливала журналистам пикантную информацию. Лично я в это не верю, но не исключаю, что эту мысль Фредди внушал кто-то из его окружения.

— Кто знает? — зевает он. — Но достоверно известно, что с тех пор единственным партнером Фредди был Джим. В какой-то момент его попросили со съемной квартиры, и Фредди пригласил его переехать в Гарден-лодж.

— Мы с Фредди никогда не считали, сколько времени прожили вместе, — говорил Джим Хаттон, — просто радовались, что вместе. Фредди иногда спрашивал, чего бы мне хотелось от жизни, и я всегда отвечал — любви и покоя. И то, и другое я нашел в отношениях с Фредди.

Официальный диагноз Фредди поставили не раньше 1987 года, а прессе о нем объявили только за несколько дней до смерти музыканта в ноябре 1991-го. Фредди рассказал о своем диагнозе Джиму, оставляя ему возможность уйти. Он выбрал остаться, и больше этот вопрос никогда не обсуждался. ВИЧ-тест самого Джима оказался позитивным в 1990-м, но он рассказал об этом Фредди только год с лишним спустя, когда его любовник умирал. Несмотря на сообщения, что Джим скончался от болезней, вызванных СПИДом, настоящей причиной его смерти стала болезнь легких, спровоцированная курением. Брайан Мэй писал об этом на своем личном сайте.

Коллегам по Queen Фредди ничего не сказал. Однажды, в мае 1989-го, Джим подумал, что тот собирается сделать признание. Фредди созвал коллег и друзей на вечеринку в ресторан Girardet под Лозанной, считавшийся тогда одним из гастрономических чудес света. Подавались изысканные блюда, дорогие вина лились рекой, счет, оплачиваемый Фредди, накручивал новые и новые тысячи. Про болезнь не прозвучало ни слова — должно быть, это захватывающие виды лишили Фредди присутствия духа в критический момент. Несколько дней спустя та же кампания собралась в баварском ресторане попроще, рядом со студией Mountain. И вот там Фредди наконец решился.

— За столом кто-то кашлял, и зашел разговор о болезнях, — вспоминал Джим. — Фредди тогда еще совсем неплохо выглядел, никто ни о чем не догадывался, но он вдруг закатал правую штанину и задрал ногу на стол, так, чтобы все могли видеть открытую, кровоточащую рану на его голени. «А вы еще думаете, у вас какие-то проблемы», — сказал Фредди со своим неподражаемым жеманством. Никто не издал ни звука, думаю, все были в шоке.