Мои дочки начинают суетиться вокруг меня и уговаривают вздремнуть. Если бы они знали о монстрах, населяющих мои сны, то не настаивали бы, но я должен сделать их счастливыми и потому соглашусь.

Продолжайте мечтать, Колмен-сан, и в один прекрасный день ваша мечта исполнится. Мой внутренний голос говорит мне, что это так. Никогда нельзя бросать то, что близко вашему сердцу. Посылаю вам, Колмен-сан, мой американский друг, мои наилучшие пожелания.

Шадахару Хасегава.

* * *

Коул долго смотрел на пустой лист бумаги, вставленный в пишущую машинку. Что же он собирался сказать этому старому, мудрому человеку? Многое, что нельзя доверить бумаге. А может, вместо письма ему стоит слетать в Японию? Навестить мистера Хасегаву и побеседовать с ним столько, сколько он захочет. В данный момент Коулу помогли бы мудрые советы старого японца. Все лучше, чем без дела слоняться по офису. Коул и в прошедшем году не был в отпуске, так что имел на него полное право. Хорошо бы прикоснуться к восточной культуре, поесть суши, поболтать с Сойер, пообщаться с дедушкой Райли, погулять по саду Дзэн, сделать несколько снимков в доказательство того, что он действительно был в отпуске, и отдохнуть.

Коул закрыл пишущую машинку. Телефонная связь гораздо быстрее. Брошенный на часы взгляд подсказал ему, что в Японии сейчас половина восьмого утра.

Коулу оставалось лишь собрать вещи, заявить план полета и взлететь. Не желая беспокоить старика, Коул оставил сообщение на автоответчик: «Колмен Таннер прибудет в конце дня».

Шестнадцать часов спустя Коул Таннер позвонил в колокольчик на воротах дома Хасегавы. Его вежливо приветствовали и провели в сад Дзэн, где сидел дедушка Райли. Дул легкий вечерний бриз. Коул подумал, что этот сад — самое прекрасное место из всех, что он когда-либо видел. Коул подошел совершенно бесшумно, но тем не менее старик поднял в приветствии худую руку и тихо заговорил:

— Колмен-сан, добро пожаловать в мой скромный дом. Присоединяйтесь ко мне, здесь, в саду, очень спокойно.

— Было слишком самонадеянно с моей стороны звонить и сообщать о своем приезде. Но я рад вас видеть, мистер Хасегава.

— Колмен-сан, вы являете собой отраду для моих старых глаз. Я счастлив, что вы навестили меня. Садитесь рядом, и давайте поговорим.

В начале разговора чувствовалось некоторое напряжение, но с каждой минутой речь лилась все свободнее и свободнее. Запад встретился с Востоком, и они наконец поняли друг друга. Часы Коула показывали одиннадцать вечера, когда перед ними возникла детская фигурка. Коул едва не лопнул от смеха, глядя на выражение лица старого японца.

— Полюбуйтесь, что они придумали! — воскликнул мистер Хасегава. — Дочь боится моего гнева, поэтому прислала ребенка, которому, она знает, я не могу отказать! Они называют это маленькое привидение «последним средством». Она начнет пилить меня до тех пор, пока я не поднимусь и не отправлюсь к себе в комнату.

Коул заметил, с каким трудом поднялся старик.

— Я встаю в пять, — сказал старик. — Если хотите, присоединяйтесь, я буду есть в саду свой завтрак, если его можно так назвать, — поморщился он.

Коул кивнул:

— Я приду.

Когда рано утром Коул шел по саду, ему стало совершенно очевидно, что все в доме Хасегавы вращается вокруг дедушки Райли. Никогда в жизни Коулу не приходилось видеть такой бесшумной суеты. Казалось, каждый был занят своим делом.

Коул приканчивал третью чашку кофе, когда начался семейный парад. Вначале ему представили детей. Они официально кланялись и исчезали. Затем к отцу уважительно приблизились дочери. Мистер Хасегава знакомил их одну за другой, и Коул каждой пожимал руку. Женщины были одна красивее другой. Коул удивлялся все больше и больше; он не ожидал встретить подобную красоту. Конечно, Райли показывал ему фотографии своей матери, она казалась хорошенькой. Единственной дочерью, которая заговорила с Коулом, была последняя. Слегка запинаясь, она спросила по-английски:

— Вам понравился завтрак?

— Да, благодарю вас.

— Если вам что-нибудь понадобится, позвоните в звонок отца.

— Наннет, дети опоздают в школу, — обратился мистер Хасегава к дочери.

— А что, Наннет — японское имя? — удивился Коул.

Японец хмыкнул.

— Этот старый глупец, который сидит перед вами, согласился с женой, что имена для дочерей будет выбирать она, а для сыновей — я. Но у меня нет сыновей. Жена была в восторге от американских кинозвезд. Наннет назвали в честь Наннет Фэбрэй. Я-то думал, что это певица. Когда родилась наша младшая дочь, то жена сжалилась надо мной и позволила назвать ее Суми. Также она разрешила мне дать имя нашей первой дочери, матери Райли. А младшую дочь, Суми, я назвал в честь моей матери.

За чаем старый японец и молодой американец говорили о многих вещах. Время от времени, довольно часто, возникало спокойное молчание или старик засыпал. Коул удивлялся; мистер Хасегава мог заснуть посередине фразы, проспать пятнадцать минут, проснуться и продолжить с того места, на котором остановился.

— Скоро придет Суми. Она всегда приносит мне подарок, какую-нибудь вещицу, на которой задержался ее взгляд. Или сигару, тогда она закрывает дверь, чтобы никто не смог увидеть, как я пускаю клубы вредоносного дыма. Хорошо бы сегодня она принесла сигару, мы бы с вами ее разделили, а если дочери станут шпионить, то вы сказали бы им, что сигара — ваша.

— Конечно, сказал бы, — рассмеялся Коул.

Через пятнадцать минут дверь отворилась.

— А вот и она. Знакомьтесь, Колмен-сан, это — моя дочь Суми.

Коул встал. Старик наблюдал за тем, как его дочь и Коул обменялись рукопожатием.

Колмен Таннер влюбился с первого взгляда. За короткое мгновение он испытал все ощущения человека, встретившегося лицом к лицу со своей судьбой. Его тело наполнили чувства, о существовании которых он прежде не подозревал. В доли секунды Коул понял, что видит перед собой ту единственную женщину, которая способна заполнить пустоту его души, ту женщину, с которой он способен разделить свою жизнь.

И, по воле судьбы, впервые в своей жизни Суми сделала изумительное открытие. Она поняла, что мужчина, на которого она смотрит, предназначен для нее. И Суми Хасегава влюбилась в мгновение ока.

Из-за полноты нахлынувших на них ощущений ни Суми, ни Коул не заметили выражения радости на лице старого японца.

На следующий день после знакомства Коула с Суми старик слег, но прежде успел поручить своей младшей дочери заняться гостем. Как объяснил Коулу мистер Хасегава, газета сможет обойтись без издательских талантов Суми. Старик позволил дочери выполнять несложную работу по рекламе отчасти для того, чтобы Суми не докучала ему своими просьбами, и отчасти — чтобы удовлетворить ее желание быть современной женщиной. Пока Коул гостит у них, для Суми найдется другая работа, его гида.