сотни, дымов от костров неисчислимые тысячи. Идёт Серый Повелитель с голодными городами, за собой всё сжигая, разоряя и убивая. Катится с востока, словно чума, лишая людей родного Тепла. Город вечного огня на севере пал, Повелитель две тысячи жизней забрал. Блок, где жил Голова сожжён и разрушен, Великий Жар навеки потушен. Орда через лес прошла и болото уже миновала, осталось им только земли Дивов пройти и добраться до перевала.

— Сколько людей у Повелителя можешь сказать? Какое оружие, много ли техники? С чем он идёт к нам с востока? — допытывался у Олега китежский воевода.

— Это мне неизвестно, но барабаны орды бьют уже совсем близко. Сойдетесь вы с Серыми завтра или через день, но не больше.

— Ясно, — облизнул в раз пересохшие губы Ладон. — Значит уже срок настал. Долго мы ждали его, да только в междоусобных драках Небесную дружину измучили. Теперь такого разлада мы себе не позволим. Спасибо, скиталец за сказ твой… Большое спасибо. Дорогого он стоит по нынешним временам. Мы наконец-то узнали, когда враг подойдёт и когда грянет битва. Награда окажется щедрой, это уж обещаю.

Оглядев своих охранников и затихших дозорных, Ладон приказал:

— Оставьте нас со скитальцами наедине.

Тихо переговариваясь, домовые покинули пределы острога. Жестом Ладон пригласил скитальцев войти внутрь шатра. Там уже давно простаивал его обед – за делами глава дружины даже не успел прикоснуться к еде. Увидев пищу, Анюта шумно сглотнула. Воевода не стал возражать и пригласил Олега сесть напротив себя.

— Ешьте, в пути никто не подаст.

Голодная Навь с жадностью впилась в телятину, забрасывая в рот прожаренные куски ароматного мяса. Олег тоже был голоден, но еда воеводы не лезла ему сейчас в горло. Он ждал, что ему скажут за этим столом. Ладон вздохнул и наконец нашёл с кем поделиться своими невесёлыми думами.

— Шесть городов никогда не были в мире. Мы постоянно ссорились и даже воевали. То колдуны с их жертвоприношениями из Аруча девиц украдут, то домовые с тавритами быков и полей не поделят. Всех собрал под Небесным знаменем совсем другой человек, а не я. Святополк — не имя его, а прозвище, но был это лидер от рожденья. Это он должен был сейчас сидеть перед вами и дружину к бою готовить. Но этого человека забрала Зима. Вот так вот – в ночь Мора он оказался не в Тепле, а снаружи. Длинные языки говорят, будто это было подстроено. Мол враги, возможно даже тавриты его погубили. Очень на их почерк похоже — человека из дома для смерти выманивать.

Воевода прощупывал парня пристальным взглядом. Олег слушал внимательно, не отрываясь, как и положено было скитальцу. Ладону это, кажется приглянулось. Он продолжил свой откровенный рассказ.

— Но прошлого уже не воротишь. Теперь я отвечаю за всех в Небесной дружине. Если Серый Повелитель ринется через перевал, то гораздо больше народу погибнет, чем в Блоке. Мы знаем — на востоке правит жестокость и беззаконие. В наших общинах такого никогда не хотели, потому мы против орды сейчас боремся. Если же мы погибнем, то кто тогда останется в победителях? Каким будет мир?

Анюта будто поперхнулась и незаметно бросила мясистую косточку Ярчуку под столом.

— Смотрю я на вас молодых без своего Тепла по жизни шагающих, и думаю: быть может такие одиночки как вы в итоге и выживут? Будете скитаться по лесам подальше от дикости Серых. Жить тем, что найдете или сумеете выменять. Но нелегко вам придётся: людей готовых пищей платить за слова уже и так мало. А с приходом Серых не будет совсем. Умираем мы, уже сегодня умираем. Не будет больше в людях добра, останется одна только чёрная злоба. Лишь об одном месте я слышал, где ещё молятся и пытаются говорить о спасении. Но мало тех людей и их общину Повелитель просто раздавит. Слабые они, даже брать с них совсем нечего. С их смертью мир погрузится в темноту дикого варварства. И зачем только такие, как Повелитель рождаются?

Ладон сложил руки под бородой и замолчал.

— Да, люди стали жестоки, но это лишь из-за Зим, — сказал Олег, вертя в руках кусок грубого хлеба. — Как можно открыть своё сердце другому, если мир будто решил избавиться от тебя? В холоде мы не видим надежды и не можем понять никакого горя, кроме собственных бед. Всё, что нужно теперь — лишь родная яма в земле, тепло до весны, да еды, чтоб хватило себе и для близких. Люди так жить не должны. Мы поставлены перед выбором – тяжёлым и важным: сохранить ли нам человечность или променять её на звериный инстинкт выживания. В союзе со зверем всегда легче выжить, но платить здесь придётся нетленной душой.

Анюта вздрогнула и с удивлением посмотрела на парня, как будто видела скитальца впервые. Она не ожидала услышать от него такие слова.

— Очень мудро, особенно для такого молодого юноши, — без тени иронии сказал воевода. — Но скажи, если бы ты встал перед выбором: спасать себя, или спасти незнакомца ценой собственной жизни, остался бы ты на своей стороне?

Олежка задумался. Молчание нарушал лишь треск поленьев горевших в железной печи, да хлопки тяжелой ткани шатра, терзаемой ветром снаружи.

— Если бы я знал, что умирая сделаю благо для многих – я бы не выбрал спасение, — наконец ответил скиталец. — Мой отец всю жизнь учил меня совершенно обратному. Он говорил, что я должен думать лишь о себе, о том, как прожить ещё одну Зиму. Но сейчас я всё больше задумываюсь обо всём, что встречал. Скитальцы живут в одиночку – мы сами избегаем других. Мы думаем,