– Где?

– Я тогда работал на строительстве особых объектов за границей, у меня еще остались знакомые… Вот через них это лекарство я и купил, хотя едва сумел собрать деньги.

– Вы были строителем?

– Я был выездным прорабом, если вы знаете, что это такое. Мотался по всем нашим… – он чуть хмыкнул, – союзничкам. Которые потом, когда им перестали платить, всех нас послали.

– Где именно? – Стерх после недолгого молчания, добавил, испугавшись, что разговор иссякнет: – Просто любопытно…

– Начинал еще в Китае, – Капитанов снова хмыкнул. – Я же из военных детдомовских. Работал чуть не с десятилетнего возраста… Потом выучился, стал бригадиром, потом инженером, как тогда говорили – практиком. И мотался – в Китай, Египет, потом долго сидели на Кубе, во Вьетнаме немного… Платили хорошо, вот только на жену не хватало времени.

– Жена ваша давно умерла?

– Она ездила одно время со мной, тоже детдомовка… А когда ей приспела пора рожать, ее вернули домой, сюда. И через три месяца как мы расстались, я получил сообщение, что она погибла. Они куда-то ехали, я даже не помню куда, но их автобус, целая экскурсия, застрял на переезде. И в них врезался поезд.

Стерх почему-то очень живо представил себе эту картину, хотя невыразительный, мягкий говор Капитанова никак не способствовал излишней драматизации.

– Ужасно, – сказал Стерх.

– Да, людей там собирали ложкой, как мне потом сказали. – Он пожевал свою сигарету, она была так плотно набита, что погасла, пришлось ему снова чиркать спичками. – Ну, думаю, если дочь осталась жива, мне еще не очень-то и не повезло. Хотя, конечно, жену я и посейчас вспоминаю. – Он поднял кроткие, ясные глаза на Стерха. Простецкое слово «посейчас» подчеркнуло его правдивость. – Я любил ее. Очень. Мы были друг для друга всем, что есть на свете. Такое, наверное, бывает только у детдомовских.

– Вы вернулись, чтобы воспитывать дочь?

– Да. Я в то время работал на Кубе. Дочь тут, а я там. Но меня почти четыре месяца не выпускали. Понимали, что я могу уволиться, и требовали, чтобы передал дела. Я их и передавал, как будто сам должен был умереть… Дочь, когда я приехал, была здоровенькая и очень похожа на Свету. Мою жену так звали, если вы еще не знаете, – Светланой.

Стерх кивнул. Снова полез за сигаретами. Отчего-то у него дрожали руки, когда он зажигал ее.

– За эту задержку я их не простил. Хотя они хорошо платили, а потом не раз приходили и просили вернуться… Но я на них обиделся.

– Понимаю, – согласился Стерх.

– Сложил все деньги, что мы наработали со Светой, купил эту вот квартиру, тогда тут только начинали строить, и зажили мы с дочкой в радости. Вот только… Тогда время было такое, никому ничего нельзя было рассказывать про несчастные случаи, про аварии… Все молчали, словно это была какая-то военная тайна. Даже расспросить никого не удалось. И я никогда не видел документов, которые могли бы объяснить, что же там произошло. Только свидетельство о смерти Светы получил и какое-то пособие, чуть больше ста рублей.

– А сейчас? – спросил Стерх. – Сейчас-то другие времена, вы можете поднять эти документы.

– А зачем? – спросил Капитанов. – Жену это все равно не вернет. А на опознание ее трупа ездили… Ездили ребята из нашего детдома. Мы, пока были моложе, друг друга не бросали, всегда, если нужно, поддерживали. Как и ребятишек, которые стали детдомовцами после нас. – Он подумал. – Это только сейчас стало трудно – там какой-то детприемник открыли, уголовников сажают… Вот эти – звери, к ним и подходить-то страшно. Весь мир ненавидят.

Да, так и было. Малолетка, как называлась эта система на жаргоне юных преступников, которые получали статьи с учетом их возраста, и отсиживали отдельно от взрослых зеков. По многим понятиям малолетка была более жестокой и страшной, чем даже тяжелые, усиленного режима зоны. Стерх знал это доподлинно, как бывший прокурор, как следователь, которого не раз привлекали к расследованию так называемых «внутризонных» преступлений.

– Давайте прошлое оставим прошлое, – сказал Капитанов. – Так для всех будет лучше.

Нужно было продолжать разговор, вот только как?

– Значит, на Кубе пристрастились к крепкому табаку?

– А где же еще? – хмыкнул Капитанов. – Вот было время! За коробку сигар, которые там стоили дешевле грязи, иностранные моряки готовы были штаны с себя снять. Но я не очень-то торговал, понимаете? – спросил Капитанов, чуть скосив глаза. – У меня не было к этому особого тяготения.

Он и сейчас, спустя два десятилетия, уже в другой стране, где все только и делали, что торговали, не желал признавать как явление то, что в совдепии называлось «фарцой». И как бывший детдомовец, в самом деле не придавал большого значения вещам, тряпкам, всему барахлу, в котором слишком многие видели смысл существования и цель жизни. Стерх почувствовал симпатию к этому человеку, который был ему ближе и понятнее, чем многие из тех, с кем пришлось сталкиваться в последнее время.

Стерх покрутил головой и вдруг понял, почему Капитанов так напоминал ему бывалого зека, человека, чья жизнь прошла среди казенной обстановки, который не хотел, да и не мог уже чувствовать себя уверенно, спокойно, и никогда, даже если имел к тому возможность, не пытался наладить свою жизнь сколько-нибудь комфортно.

– Скажите, Николай Васильевич, – спросил Стерх, стараясь не выдать своим голосом волнения, которое на самом деле испытывал, – у вас не осталось о той поре каких-нибудь фотографий?

– А зачем вам?

– Я хотел бы посмотреть какие-нибудь альбомы. – Стерх набрал воздух в легкие и докончил еще решительней: – А лучше, если Нюра попробует объяснить мне, что это за фотографии, что на них изображено? Правда для этого придется ее вызвать из дома Витуновых…

– Не понимаю, – потряс головой Капитанов. Посидел, подумал. Вытащил одну из удочек, сменил на ней червя. – Фотографии, конечно, есть, только немного. Меня эта возня с проявителями-закрепителями никогда не привлекала. Баловство это, а не дело… А вот Нюру можно и не вызывать. Она сейчас должна быть дома.

– Что? – не понял Стерх. – Где это – дома?

– Ну, она приехала сегодня с утра. Сказала, что этот щенок Витунов женится, и у нее теперь несколько дней не будет ни одной свободной минуты. Вот она и приехала, постирать, приготовить что-нибудь. И деньги привезла, иначе откуда бы у меня эти цигарки?

– Так она сейчас у вас… в квартире?

– Я об этом и толкую.

Стерх подобрался, как охотничий пойнтер, почувствовавший, что находится очень близко от цели, которую прежде не приметил.

– Если вы не возражаете, я бы сходил к ней. – Он даже руки поднял, словно сдавался врагу. – Просто потолковать… Мне еще кое-что не понятно в этой истории.

– Пожалуйста, – разрешил Капитанов. – Дорогу вы знаете.

Стерх сорвался с места так, что только на середине склона опомнился, оглянулся и попрощался: