Джеймс тоже улыбнулся.

– Но ведь сегодня – наша брачная ночь, – сказал он так, словно это все объясняло.

И тотчас же простыня, которую подружки невесты аккуратно подоткнули под нее, отдавая дань девичьей скромности, начала соскальзывать. В спальне было довольно прохладно, но Давина не чувствовала холода, потому что ее согревал жаркий взгляд Джеймса. Снова улыбнувшись, она спросила:

– Дорогой муж, у тебя найдутся ласковые слова для жены – или эта ночь будет обычной холодной зимней ночью?

– Мой брат умеет говорить красивые слова, а я обделен этим талантом.

– Но я не хотела твоего брата, – проговорила Давина хриплым шепотом. – Я хотела тебя, Джеймс…

Не успела она договорить, как муж набросился на нее с поцелуями, и поцелуи эти были такими пьянящими, что у нее голова пошла кругом.

Джеймс покрывал поцелуями ее шею и груди, и когда захватил губами сосок, Давина вскрикнула от наслаждения. А муж целовал ее и до тех пор, пока она не начала извиваться под ним. И тогда он начал опускаться губами все ниже, и наконец губы его сомкнулись вокруг того самого маленького бугорка… Давина снова вскрикнула и попыталась вырваться, но муж ее не отпустил.

– Любимая, ты должна мне довериться, – сказал он, крепко держа ее за бедра. – Обещаю, ты не будешь разочарована.

Что ж, она не могла ему не поверить – он ведь обещал ей запоминающуюся ночь… Преодолевая мучительный стыд, Давина позволила мужу развести ее ноги пошире. Нервно покусывая губы, она молча смотрела на него, но вся ее стыдливость улетучилась, когда язык его вновь коснулся заветного бугорка.

– О, Джеймс!.. – простонала она, вцепившись ему в плечи. – Джеймс, ты уверен, что тебе это нравится?

– Да, конечно. Я получаю столько же удовольствия, сколько и ты. Ты такая хорошенькая… Такая розовая, такая соблазнительная…

Из горла Давины то и дело вырывались стоны. Наслаждение было на грани боли, и ее одолевали противоречивые чувства; ей хотелось продлить удовольствие – и в то же время хотелось прекратить все это как можно скорее. Давина металась по постели, не понимая, что с ней происходило. А потом вдруг случилось то, чего она боялась и к чему так стремилась, – она окончательно растворилась в потоке ощущений, перестав быть самой собой и утратив способность думать; теперь она могла лишь чувствовать и наслаждаться. И никогда еще ей не было так хорошо, как в эти чудесные мгновения. Джеймс сдержал свое слово.

Когда все закончилось, Давина обмякла, словно тряпичная кукла. А Джеймс лег с ней рядом и обнял ее. Поглаживая ее по волосам, он шептал ей в ухо всякие милые глупости, а она лежала с закрытыми глазами в полном изнеможении. И сейчас она была по-настоящему счастлива.

Почувствовав, что засыпает, Давина помотала головой. «Нет-нет, нельзя спать в свою первую брачную ночь», – сказала она себе, открывая глаза и тотчас же увидела Джеймса – он лежал на боку и, приподнявшись на локте, смотрел на нее сверху.

– Ты обещал мне брачную ночь, которую я запомню на всю жизнь, муженек, и ты сдержал свое слово, – с улыбкой сказала Давина.

– Горец всегда держит слово, если дает его своей женщине, – ответил Джеймс, нависая над ней.

Он назвал ее своей женщиной, и это возбуждало Давину не меньше, чем его ласки. От ее недавней расслабленности уже ничего не осталось, и она чувствовала, что муж хотел ее не меньше, чем она его.

В следующее мгновение Джеймс вошел в нее, и Давина, тотчас же уловив ритм его движений, раз за разом устремлялась ему навстречу. С губ ее то и дело срывались стоны, и стоны эти становились все громче.

– Открой глаза, Давина. Посмотри на меня, – послышался голос мужа.

Давина открыла глаза – и радостно воскликнула. Она ожидала увидеть в глазах Джеймса страсть и чувственный голод, но то, что она увидела… О, это превзошло все ее ожидания! Джеймс смотрел на нее… с любовью, и этот дар был воистину драгоценным.

Тихо всхлипнув, Давина в последний раз приподнялась ему навстречу, а потом закачалась на волнах удовольствия, уткнувшись лицом в плечо Джеймса.

Секунду спустя те же волны накрыли и Джеймса. Совершенно опустошенный, он упал на Давину, придавив ее всей своей тяжестью, очень приятной тяжестью…

– Я слишком тяжелый, – сказал Джеймс, через некоторое время.

– Нет-нет, лежи, я потерплю, – поспешно проговорила Давина. – Мне даже нравится… – Она провела ладонью по спине мужа и чмокнула его в шею. Сердце же ее переполнялось любовью, и никогда еще ей не было так радостно и так покойно.

– Я люблю тебя, Давина, – прошептал Джеймс.

И она, счастливая, улыбнулась; эти слова всегда будут радовать ее, сколько бы он ни повторял.

– А я люблю тебя, Джеймс, – прошептала она в ответ.

Джеймс чмокнул жену в нос и, соскользнув с нее, улегся на бок. Давина тоже повернулась на бок и, устроившись поудобнее, вскоре уснула.

Джеймс смотрел на нее и думал о том, что его чувства к ней – это не просто страсть и желание. Было совершенно очевидно, что их брак, в отличие от многих других, действительно совершился на небесах. Злоба и желчь, копившиеся в его душе все последние пять лет, проведенные в боях и странствиях, чудесным образом исчезли, и это чудо сотворила она, Давина.

Джеймсу очень хотелось поцеловать ее в губы, но сон ее был глубок и безмятежен, и ему было жаль ее будить. Она заслужила отдых.

Осторожно убрав со щеки Давины влажный завиток, Джеймс подумал о том, что она, его жена, была единственным его сокровищем, потерять которое он боялся больше, чем потерять жизнь.

– Господь дал мне еще один шанс, – благоговейно прошептал он.

Давина во сне потянулась к нему, и Джеймс забыл о том, что решил не тревожить ее сон, вернее, не смог противостоять искушению. Он поцеловал ее в шею, потом в плечо, а затем лизнул сосок. Она вздрогнула и открыла глаза. После чего лукаво улыбнулась и проговорила:

– Ты, верно, считаешь меня ужасно распущенной и ненасытной, если не стесняешься будить меня для этого дела, Джеймс Маккена.

– Ты страстная женщина, Давина Маккена, и я горжусь тем, что именно я разбудил в тебе чувственные желания.

Давина усмехнулась и пробормотала:

– Говоришь, чувственные желания? Тебе бы трубадуром быть. Хотя нет, чтобы тебя не освистали, не позволяй никому слушать твои речи.

– Прости, что не угодил. Но я тебя предупреждал: язык у меня подвешен плохо, – ответил Джеймс с веселой улыбкой.

– Язык у вас – чистое золото, мой благородный рыцарь, и мое очень-очень довольное тело тому свидетель. – Давина приподнялась на локте, глядя мужу в глаза. – Я даже представить не могу, что позволила бы такое кому-то другому, а не тебе, Джеймс. И не только потому, что ты – мой муж, но и потому, что я тебя люблю.

– И доверяешь мне?