— Я ни в чем вас не упрекаю… и я знаю, что произошедшее никак не повлияет на ваше отношение ко мне. Просто… я этого очень хотела.

Он не дает мне вернуться на место, схватив за подбородок:

— Тогда, может, повторим все это, Лимма?

— Ген р21 блокирует процессы восстановления. Эксперименты с этим геном уже проводили, но это влекло повреждение ДНК и прогрессию клеточного цикла, а значит, и риск возникновения раковых опухолей.

Пресса, студенты, зеваки — аудитория вместила всех желающих.

Мой голос не дрожал, он был тверд. Я перестала робеть перед публикой.

Каселл стоял рядом и держал на поводке Лаффи, которая активно крутилась возле мужских ног и нетерпеливо тявкала. Ее взгляд был заискивающим и просящим — просто Лаффи не догадывалась, насколько она важна. У нее короткая жесткая шерсть молочно-белого цвета, длинные лапы и острые уши — во всем беспородная, но есть то, что делает ее особенной. Лаффи — собака, которая еще пару месяцев назад не имела задних конечностей.

— Нам было нужно понять, сохранилась ли на генетическом уровне память о механизмах регенерации, которые были утрачены нами в ходе эволюции, — я подошла к доске, на которой написала маркером «иммунная система». — Сейчас именно иммунная система отвечает за наше здоровье, но в то же время она подавляет процессы регенерации, не дает клеткам внутри организма бесконечно делиться. Поэтому изъять из организма ген р21 без последствий невозможно. На этом можно было поставить точку, если бы не одно «но», — я вывела на доске слово «время». — Иногда время может сыграть с нами злую шутку, но иногда оно — наш верный помощник. Я допустила, что смогу «отключить» р21 на определенный период, необходимый для восстановления тканей, и ускорю процесс регенерации от нескольких месяцев до нескольких часов. Нам удалось получить на поврежденных участках бластему, из которой и сформировалась поврежденная или утраченная ткань. Мы пока не добились того, чтобы процесс регенерации происходил автоматически, «включая» и «выключая» необходимый ген, а пошли по пути введения лекарств локально. И посмотрите на Даффи. У нее четыре лапы вместо двух.

На это превращение ушло три месяца — ничтожный срок для науки.

— На данный момент наша технология позволяет провести испытание на людях, и мы уже заручились одобрением этического комитета.

Я кивнула Каселлу, и тот осведомился: «Еще вопросы, господа?»

Ничто не может выбить меня из колеи.

Бесконечные провокационные интервью, которые в последнее время сыпались на меня, как из рога изобилия, только оттачивали умение держаться на публике. Поэтому я с охотой отвечала на любые вопросы. До поры до времени, да.

— Кей Такер работает над проектом схожей направленности. Какова вероятность, что он опередит вас?

Кей Такер.

Кей.

Хорошо, что я не вижу собственного лица. Хотя чувствую, как пылают щеки.

— Работа доктора Такера… более масштабна. Некорректно говорить о сроках ее исполнения, не зная определенных тонкостей, — и куда же подевалась вся уверенность?

— И все же вас постоянно сравнивают.

Потому что мы оба хотим того, что раньше считалось фантастикой.

— Не думаю, что это… — господи, как же сложно подбирать нужные слова, — правильно. Доктор Такер…

— Он был вашим руководителем, верно? Какие между вами сейчас отношения?

Мои пальцы сжимаются.

Впервые за несколько месяцев мне снова неловко. Хочется выбежать из аудитории, спрятаться в кабинете и зажать уши руками.

Отношения? Хм…

Мы не виделись три месяца.

После той ночи он улетел в Вейсмунд, на этом все.

Да, я всем своим видом показала ему, что ничего от него не требую, что произошедшее — лишь блажь, попавшая мне в голову, или всплеск гормонов, или… Все это неважно! Не женится же он на мне, в самом деле, так зачем все усложнять обязательствами, на которые он не готов?

В последнее время я слишком часто вспоминаю ту ночь. Я не могу не думать о ней, стоя в душе и чувствуя, как горячие струи воды бегут по телу, не могу не думать о ней на кухне, касаясь ладонью прохладной поверхности стола, и, наконец, я не могу забыть о ней, заходя в спальню и засыпая в холодной постели. Та ночь стала для меня чертовым откровением. В моей квартире не было комнаты, где бы мы не занимались любовью. И не потому, что мы хотели разнообразия, просто страсть застигала нас врасплох, где бы мы ни находились.

Каселл тактично покашлял, выводя меня из задумчивости.

— Думаю, на сегодня хватит вопросов, — вымолвила я.

Воспоминания сводят с ума.

Каселл остался и позирует с Лаффи, которой тоже нравится внимание, а я выхожу из аудитории.

Я юркнула на улицу, чтобы, преодолев внутреннюю площадку, оказаться в лаборатории. Мне нужно заняться делом, это всегда помогало. Работа — это то, что надо.

— Лимма!

Я уже прикоснулась к дверной ручке, как меня обездвижил этот весьма знакомый голос. Я бросила взгляд через плечо и закатила глаза — этого еще не хватало!

Питт!

Вернее, господин Сайверс, женатый мужчина, начальник какого-то департамента в семейном бизнесе Сайверсов и мой возможный родственник. Не скажу, что встреча приятная.

Наверно, это так явно читалось в моем взгляде, что Питт некоторое время молчал.

— Я слышал твою речь про реинкарнацию, — наконец, вымолвил Сайверс, подходя ближе.

— Регенерацию, — спокойно поправляю.

Я окинула его взглядом: солнцезащитные очки на вороте серой футболки, узкие джинсы, неизменно одна рука в кармане.

— Мне бы с тобой поговорить, Лимма, — решается он на правду, — наедине, если можно.

Мне вспомнился случай на поле, когда я пришла к Питту, чтобы поговорить. Он толкнул меня плечом и прошел мимо. Но вот незадача — я совершенно не сердилась на него. В свое время я бежала от него в Вейсмунд, думая, что он — любовь всей моей жизни. Теперь я живу не просто в другом городе, но точно в другой реальности.

Итак, мы расположились в моем кабинете: я — за своим рабочим столом, мужчина — передо мной. Он совершенно не такой, каким был в моих романтических грезах. Я вдруг с недоумением поняла, что никогда не любила его по-настоящему. Ни его фальшивый взгляд, ни приторный голос, ни уложенную насмерть прическу.

Сайверс тоже внимательно рассматривал меня.

— Хорошо выглядишь, — оценил он.

Блузка, юбка, каблуки и минимум макияжа — да брось!

Дело было не в моем облике. Рядом с Питтом я ощущала себя зрелой женщиной, прошедшей испытания болью, отрицанием, горем.

— Что-то случилось, Питт?