― Во дают! Всё-то у них через одно место, ― проворчала Карина, а сама тут же залезла в шкаф с гостевыми вещами, достав оттуда одеяло и чистое постельное бельё. ― Эрен, там диван в комнате Райнера немножко криво разбирается, ты спинку к себе наклони сперва.

― Ага, спасибо, ― бесцветно отозвался он.

― Ну, добрых снов, ребята. Не шумите только, а то папе вставать в рань.

― Добро, мам. Спокойной ночи.

После оба молчаливо зашли в комнату Райнера. Эрен скинул на диван бельё и сел на краю, угрюмо ссутулившись. Из открытой форточки доносился горько-пряный запах студёной улицы ― запах прощания с жизнью. В полумраке светлячок настольной лампы отбрасывал сияние на гору раскрытых учебников и тетрадей, из динамика ноутбука рок-музыка заунывно бормотала: «Такой одинокий день, и он мой. Самый одинокий день, что случался со мной»¹{?}[Lonely Day — сингл с альбома «Hypnotize» американской рок-группы System of a Down, вышедший в 2006 году. Сингл номинировался на Грэмми и является одной из «визитных карточек» коллектива.]. В унисон ей мурлыкал спящий на верхней полке лысый кот.

― Ловко ты ей наплёл, ― первым заговорил Йегер.

― А что я должен был сказать? «Мам, тут ко мне Эрен ни с того ни с сего припёрся и ему нужно поговорить, потому что он вспомнил, как в прошлой жизни устроил геноцид всего человечества», — так, что ли?

― Извини.

― Всё нормально. Не надо извинений.

― Нет, надо. Я правда не хотел перекладывать на тебя это, но… Блядь, я никому не могу рассказать! Не могу задолбать своим нытьём лучшего друга! Не могу признаться Микасе! Да и вообще она меня бросила, так что какого хрена стала бы всё это слушать?.. Мне кажется, что я рассыпаюсь в труху каждый божий день, что с ума схожу. Но куда кошмарнее, что окончательно с ума сойти не получается: не могу забыть о том дерьме, что натворил. Я оказался вовсе не тем, кем себя считал. Я чудовище. И мне не отмыться от всей этой крови, переродись я хоть миллиард раз!

Райнер смотрел на него и не мог подобрать нужных слов, невольно испытывая чувство вины из-за того, что Эрен на него рассчитывал, а он просто в смятении таращился на него.

― Знаешь, я только сейчас понял, как ты был милосерден ко мне тогда… Когда мы впервые говорили открыто. Ты знал, что я натворил, и сделал всё, чтобы мой болтливый рот не задавал лишних вопросов. Ты пытался уберечь меня, — внезапно добавил Эрен.

― Уверен, ты поступил бы так же. Мне жаль, что на тебя столько всего навалилось.

Райнеру стало вконец паршиво. Короткие фразы для проформы и унылая сонливость ― сплошное разочарование, а не друг. Эрену нужен был Армин, а не он.

«Я не имею права его подвести. Только не сейчас».

― Насчёт того, о чём ты спросил меня в прихожей, ― начал он вдруг, почесав пробившуюся на щеке короткую щетину. ― Мне повезло немного больше: я вспоминал это постепенно и в более раннем возрасте. Хотя, когда мне стукнуло пятнадцать, в какой-то момент я понял, что начинаю захлёбываться кровью, которую когда-то пролил. Я то приказывал себе жить дальше, то впадал в истерику. Напугал мать с отцом будь здоров!

Браун заметил, как его гость начал флегматично хлопать себя по карманам, не находя того, что нужно, и протянул ему открытую пачку сигарет с зажигалкой. Вытащив одну штуку, Эрен благодарно кивнул Райнеру и затянулся трясущимися пальцами.

― Короче говоря, меня отвели к мозгоправу, но, сам понимаешь, терапия у нас выходила такая себе. Я не мог быть до конца честен с доком, боялся, что меня в психушку упекут, и говорил в основном либо пространно, либо косвенно. Хотя, надо признать, выписанные таблетки и хоть какие-то разговоры принесли свои плоды: тревога понемногу отступала, а я впервые за долгое время начал снова видеть мир вокруг. Через боль и стыд приходило осознание, что моя настоящая жизнь не стоит на месте, что я не обязан застревать в кошмарах прошлого. Конечно, всё это не случилось в один день, какое-то время я продолжал вариться в самоуничижении.

— Я просто хочу сдохнуть, вот всё!.. — Эрен закрыл лицо ладонями, и его плечи затряслись в безмолвных рыданиях.

Райнер опустился перед ним на корточки и ободряюще стукнул кулаком по плечу.

— Хорош уже! Всё это говно… Блядь, просто подумай обо всех, кому ты дорог! И знаешь что, я тебе не верю, — твёрдо и бескомпромиссно произнёс Браун. — Не верю, что хочешь сдохнуть. Иначе, не пришёл бы сюда. Ты хочешь жить. Хочешь бухать с друзьями и сажать цветы в доме той богатой старухи! Хочешь заниматься танцами, потому что у тебя реально классно получается! Хочешь радоваться успехам Армина, хочешь поступить в университет. И Микасу свою хочешь трахать, пока вы не состаритесь вместе и не помрёте в один день, как в сопливом кино! Всего этого ― хочешь. Мертвецы ничего не хотят. А ты здесь, потому что хочешь услышать то, что я сейчас сказал.

Эрен изумлённо глядел на Райнера округлившимися глазами и тихо шмыгал заложенным носом. Его словно ударили бронированной ручищей и хорошенько встряхнули. Он стыдливо отвернулся.

Райнер сделал тяжёлый выдох, поднялся и вышел из комнаты на минуту. Вернувшись, поставил перед Эреном бутылку скотча.

— У бати спёр, завтра звездюлей получу, ― безрадостно констатировал он. ― Нажрись как следует. Сейчас тебе нужно забыться, а то, поди, каждую минуту своего существования только о Дрожи земли и думаешь.

— Заливать алкоголем растравленные нервы не самая удачная идея.

— Я не предлагаю тебе в запой уходить. Ты всё-таки ещё мелкий пиздюк для этого. Но тебе нужно хотя бы разок забыться таким образом, чтобы оставаться в сознании. Потому что сон не помогает, и я это знаю.

Эрен нерешительно взял бутылку, открутил крышку и приложился к прохладному гладкому горлышку, сделал три больших глотка, после чего резко наморщился. Поначалу гадливо жгучее, тепло всё же мягко растеклось по телу и свернулось клубком в голодном желудке.

Почти час Эрен наблюдал, как Райнер завершал подготовку к семинару, медленно потягивая скотч. Он выпил треть бутылки и сильно захмелел. Вопреки его опасениям, нервы успокаивались, в голове на странность становилось одновременно запутанно и ясно. С верхних полок спустился кот, широко зевнул и прижался к Йегеру лысым в складочку телом, ища человеческого тепла.

― Никогда не понимал, в чём прикол этих голых страшилищ, ―