Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как только он повернул в дверях ключ и переступил порог дома, его укутало ласковым теплом и вкусным запахом томящегося на плите ужина. Внутренности вновь скрутило спазмом от осознания, что в родном пристанище уюта больше не было безопасно. Ему негде спрятаться от себя. Эрен притулился к входной двери и съехал вниз, равнодушно уставившись перед собой. Из гостиной мигал свет от телевизора, в кухне ворковало радио, и ему подпевало шипение масла в сковороде.
Больше ничто не будет таким, как прежде.
Из дверной щели пролился божественный свет, и следом величаво выплыл прекрасный темноволосый ангел в переднике с кружевной оторочкой. Эрен помнил, как через метры испорченной ткани, уколотые пальцы и ворчание шил его в первом классе для Карлы вместе с девчонками, отказавшись от «мужского подарка», который мастерили мальчишки: он даже не помнил, что это было, ― уж верно, бесполезная чушь, которая точно маме не пригодилась бы. Рот раскроила печальная улыбка и тут же растаяла в уголках обветренных губ. Этот ангел даже не подозревает, какое от неё родилось уродство ― погибель всего человечества. И её тоже. Эрену вновь захотелось кричать и калечить себя.
Ангел приблизился к нему и что-то спросил. Не разобрать ни слова. Глаза Эрена наполнились невыносимыми слезами, ему ничего так не хотелось, как спрятаться под белоснежными мягкими крыльями и забыться. Навечно уснуть. Он порывисто обхватил Карлу за талию и уткнулся лицом в её живот, неистово завыв, как голодный детёныш.
― Пожалуйста, спаси меня, мама! Спаси! Пожалуйста, пожалуйста!
― Эрен, ты чего? ― испуганно вскрикнула Карла, инстинктивно приподняв руки.
― Прости меня! Прости меня за всё! ― захлёбываясь слюной, причитал он в ткань её передника.
― Милый мой, что с тобой? ― натянутым, как струна, голосом переспросила она и опустилась перед ним на колени.
Эрен бессвязно бормотал, зарываясь лицом в её волосы, беспомощно мял ткань платья на спине матери и не мог остановить охвативших его рыданий. В глазах темнело и плыло, к глотке снова подступила тошнота.
— Гриша, скорее сюда! Эрену плохо!
Он едва сумел разобрать сказанное и отключился.
В полуобморочном бреду Эрен слышал обрывки телефонного разговора отца с коллегой из клиники, затем ободряющие бормотания над ухом, чувствовал, как ему ставили укол. Сознание накрыло упоительной темнотой.
Обманчивое спасение. Короткое, словно зимний день.
Он снова услышал дрожь земли, гул тяжёлых шагов, отчаянные стоны и бесполезные молитвы. Песнь стальных клинков рассекала горячий воздух, смешивалась с голосами дорогих друзей.
«Не могу смотреть на них. Пусть всё скорее закончится».
Бесконечная ярость. Бесконечная печаль. Непроглядная бездна. Лишь мгновение света — и родные глаза, полные решимости и боли. Он давно её ждал.
Треск разрубленной плоти. Снова мрак. Ничто. И гаснущее тепло её мягких трепетных губ.
Его настоящий первый поцелуй. Поцелуй любви и смерти. Лишённый пыла, лишённый экстаза — агония, прощание. Признание на пепелище растоптанного мира. Подлинная красота и подлинное уродство.
Холод и пустота.
Во тьме забелела рука. Её рука. Эрен отрывисто всхлипнул заложенным носом и повернул голову вбок: рядом с постелью сидела Микаса, прикладывала к его лбу мокрое полотенце.
— Ты всё ещё здесь? — чуть слышно вымолвил Эрен.
— Да, я здесь.
— Не может этого быть… Ты не можешь быть в пустоте.
— Твоя мама очень волнуется. Я еле отправила её спать.
«Ты средоточие всего самого прекрасного в моей никчёмной жизни. Проклятье! Я тебе тогда такого наплёл… Я назвал тебя… И сказал, что ненавижу! Вынудил тебя пожертвовать самым дорогим, разорвать себе сердце в клочья… Я убогое ничтожество. Я заслужил твою нелюбовь, заслужил быть преданным и брошенным к чертям».
— Это всё я. Я сделал это с тобой, — заплетающимся языком бредил Эрен и перехватил руку Микасы, прижал к воспалённой от слёз щеке. — Прости меня! Я так тебя обидел… Я уничтожил тебя. Прости, прости, прости!
— Что ты такое говоришь? — В её голосе дрогнули недоумение и стыд. — Ты ни в чём не виноват передо мной.
— Это из-за меня ты страдаешь в этой жизни. Я всё испортил, сломал тебя, растоптал! Мне не искупить своих грехов. А ты больше никогда не пожелаешь разделить их бремя со мной…
Комментарий к 12. Поступь памяти
Где-то под конец написания этой части мои нервы сказали «до свидули», а из успокоительного была только бутылка минералки Хотя в каком-то смысле это был даже завораживающий опыт, ахах. Всех ментально обнимаю за крутую отдачу к прошлой главе, которая была единственным топливом для моих сил писать проду в условиях дикой нехватки времени))
Пост к главе: https://vk.com/wall-24123540_4061
Группа автора: https://vk.com/public24123540
========== 13. В промозглых объятиях осени ==========
Взмах крыла. Встречный ветер. Солнце и простор небес. Куда он направляется?
Разве теперь это важно? У него всё равно не так уж много излюбленных мест.
Крылья неустанно работали, разрезая тёплый воздух. Наконец-то он был счастлив. Он был спокоен. И свободен.
Заметил внизу знакомый силуэт. Она неизменно там же ― у дерева на холме. Спикировал вниз, приостановился и запарил на безопасном расстоянии: не собирался её тревожить.
― Скоро все придут тебя навестить. ― Она прикоснулась к могильному камню с высеченной на нём подлинной нежностью. ― Ты счастлив?
Он счастлив?
― Я… Хочу снова увидеть тебя…
Склонила усталую голову. Придавленная тяжестью одиночества, истерзанная тоской и чувством вины. По бледным щекам скатились прозрачные слёзы. Шурх ― красная потрёпанная полоска соскользнула с плеча.
«Не порядок!» ― сердобольно подумал он и нарушил принесённую минуту назад клятву. Плавно и шустро спустился, подобрал непослушный конец шарфа и обернул хорошенько вокруг её шеи. Вот теперь славно. Теперь хорошо…
Эрен тихо простонал и резко поднял голову с подушки. Уткнулся носом в шею Микасы и обеспокоенно заёрзал им по обнажённой коже, не находя того, что искал.
― Шарф… ты простудишься…
― Ложись-ка обратно.
И, обхватив его за плечи, бережно опустила обратно на подушку.
Прохладное прикосновение тыльной стороной ладони к горящему лбу. Недостаточно. Припала губами: долго, упоённо. Отстранилась. Прошла сквозь темноту и села на подоконник, устало склонила голову ― совсем как в его сне.
Она не должна была ему достаться. С чего он решил, что имеет