Скорее всего было так: после неудачной попытки самоубийства в начале 2008 года она, добровольно или принудительно, поступила на лечение в «Центр Зетланд», где пробыла около десяти недель. Там она познакомилась с одним из пациентов – Адрианом. Они, возможно, созванивались при случае, и три года спустя – к тому времени Адриан уже запустил «Красную таблетку» – она обратилась к нему с просьбой. Или он сам ее надоумил.

Возможно, там же Адриан встретил и остальных, например, «Марка», которого «спас» Рэндал. Возможно, поэтому он и начал вести сайт: чтобы найти пособников для людей, желающих покончить с собой.

Почему Адриан не хотел, чтобы я узнала о «Зетти», еще можно понять. Но почему этого не хотела Тесса? Она почти ничего не скрывала, с радостью выложила мне все и о своих нервных срывах, и о предыдущих попытках самоубийства, и о неприглядных сексуальных связях. К чему ей было таить, что она лечилась в клинике? Мне не верится, что она могла просто-напросто забыть об этом. Впрочем, все может быть. Наверное, она пережила там не лучшие времена и постаралась выбросить их из памяти. Полагаю, этого мне уже никогда не узнать.

Между прочим, Адриану поставили диагноз – «нарциссическое расстройство личности». Кстати говоря, Адриана нашли: три недели назад арестовали в Чикаго, где он жил под именем Ланса Осмонда и работал риелтором. Как писали в газете, семейная пара, переехавшая в Америку из Великобритании, во время осмотра особняка за восемьсот тысяч долларов признала в своем риелторе того самого «злобного хищника», чья фотография все лето мелькала в телевизионных новостях. Не знаю, к чему было журналистам указывать стоимость недвижимости, но что написали, то написали.

* * *

Поначалу «Ланс», разумеется, отрицал, что он и Адриан – одно и то же лицо. И только когда ему предъявили железные улики, он был вынужден сознаться, но при этом отверг все предъявленные ему обвинения и отказался признавать за собой какую-либо вину. «Предельно далек от раскаяния», – писали в газетах. Сейчас власти начали процедуру экстрадиции, чтобы предъявить ему обвинения на территории Великобритании. Диана предупредила меня, что в таком случае мне придется давать показания в суде.

Во мне почти ничего не шелохнулось, когда я узнала об аресте Адриана. Моя – наша с Тессой – история зажила своей жизнью, отдельно от него. То, что Адриан оказался психопатом, – другое дело. Узнав об этом, я сказала Джонти, что хочу побыть одна, заперлась на замок в своей комнате и битых два часа шерстила в интернете, а затем лежала на полу и думала.

Научное название психопатии – «антисоциальное расстройство личности». Звучит не так уж и страшно. В сущности, нечто подобное можно было бы найти и у меня. Но в целом состояние малоприятное: «хроническое заболевание, проявляющееся в полном неуважении или безоглядном нарушении прав других людей», «для психопатов характерны обман, использование поддельных имен, мошенничество с целью наживы или для собственного удовольствия».

Адриан не верил в существование психических расстройств. Он освещал этот вопрос в ряде своих подкастов: врачи, по его мнению, патологизируют совершенно естественные реакции человека на окружающий мир, чтобы нажиться и контролировать непокорных членов общества. Внимательно выслушав его аргументы, я не могла не согласиться. В конце концов, поэтому-то я и стала помогать Тессе, искренне полагая, что она имеет полное право желать собственной смерти, и это желание нельзя отрицать или заглушать транквилизаторами.

Но ведь я считала, что Адриан рассуждает разумно. В этом все дело. Стала бы я выслушивать его рассуждения о том, что психических заболеваний не существует, если бы знала, что он – душевнобольной? Если Адриан – психопат, перечеркивает ли это все, что он говорил? Я попала под его влияние? Или все-таки сделала собственные выводы, непредвзято и скрупулезно проанализировав голые факты, как он сам меня учил?

Как знать. Но в одном я уверена: в истории с Тессой я ни о чем не жалею. Да, в это втравил меня Адриан, но мы с Тессой неделями готовились к ее «увольнению» – одни, без свидетелей. Марион может сколько угодно иронизировать, но я знаю ее дочь лучше всех на свете, и если не считать того, в общем, понятного приступа малодушия, случившегося с ней всего лишь однажды, она никогда не отступалась от своего заветного желания уйти из жизни. И я помогла ей этого достичь.

Развязки ее история не получила; точнее, получила, но не ту, на которую я рассчитывала, отправляясь в Испанию и начиная дневник. О передвижениях Тессы после даты «увольнения» мне известно не больше, чем я знала в тот день, когда спустилась по пассажирскому трапу в аэропорту Малаги. Тело до сих пор не нашли. Впрочем, теперь у меня появилась правдоподобная теория.

Как только я переступила порог участка на Флит-стрит, я перестала работать на Тессу, но оставалось еще одно, последнее дело. Полагаю, на мне лежала ответственность достойно завершить ту новую жизнь, которую я дала ей. И я вполне могу гордиться тем, что с успехом справилась с этой задачей от ее имени. Пусть я дала маху с Коннором, зато теперь я следовала главному правилу: «Тесса» делает все в духе настоящей Тессы, – и придумала нечто такое, что с успехом заменит правду. Кто знает, может, это правда и есть.

Но я забегаю вперед. Сперва надо объяснить, из-за чего я так внезапно уехала из Испании.

В среду утром я дремала под деревом, когда внезапно, совсем рядом со мной, кто-то заговорил на испанском, потом перешел на английский. Чья-то рука настойчиво трепала меня по плечу. Все еще в полусне, я подумала, что это Мило, но мне ощутимо сжали плечо. Я раскрыла глаза и увидела незнакомого мужчину. Солнце светило ему в затылок, и поначалу я не разглядела, что он в форме. Спросонок я решила, что это кто-то из коммуны, подосланный назойливой теткой, туалетной приставалой.

С сильным испанским акцентом он произнес:

– Вставайте, пожалуйста.

Я села и только тут заприметила еще одного человека, стоящего чуть поодаль. Разглядев их форму, я сообразила, что они из полиции, и в голове у меня пронеслась очередная нелепица: будто бы текст моего дневника каким-то образом просочился в реальность. Ведь я как раз дописала до того места, когда очутилась в участке на Флит-стрит, и это магическим образом вызвало полицейских к жизни. Неведомо как они выяснили, зачем я приехала сюда, и пришли известить меня, что нашли тело Тессы. Я поднялась на ноги. Передо мной стояли двое грузных мужчин, обильно потеющих в полицейской форме. Позади них – автомобиль. Фургон Энни исчез, на его месте остался лоскут примятой травы.

Меня настоятельно попросили проехать в участок и ответить на несколько вопросов. Я кивнула и забралась на заднее сиденье. Машина двинулась вниз по тропе в направлении Мотриля. В дороге полицейские не разговаривали ни друг с другом, ни со мной, молчание нарушало только радио, из которого вырывалась громкая трескотня на испанском. Английские полисмены в подобных обстоятельствах тоже хранили молчание; должно быть, среди полицейских всего мира существует негласное правило – в машине держать язык за зубами. Кондиционер работал на полную мощность; за неделю в Испании мне нигде не было так комфортно, как в полицейском автомобиле, на заднем сиденье с потрескавшейся дерматиновой обивкой.