— Я думал, что тебе понравится, — улыбнулся он, отводя прядь волос от моего лица.

— У меня очень странный страх высоты, — призналась я. — Потому что мне нравятся прыжки с тарзанки, и с парашютом, и другие адреналиновые высотные развлечения, но по собственной воле я ни за что не подойду к балкону или панорамным окнам, начиная этажа с пятого.

— Извини, я не хотел тебя пугать, — погладив меня по щеке, раскаялся Воланд.

— Зато теперь ты знаешь ещё одну мою тайну, — доверительно сообщила ему и накрыла его руку своей, не давая отстраниться.

— Ты удивительная! — он говорил, а я верила и таяла под мерцающим взглядом.

— Скорее, странная, — рассмеялась тихо.

— Попробуем по-другому? — Воланд отстранился на мгновение, но я ничего не услышала, а когда он осторожно меня развернул…

— Как красиво! — От восторга кружилась голова.

Мы стояли на выступе какой-то горы в окружении её меньших копий. Некоторые были выше, некоторые ниже, но все они были покрыты снегом и ни малейшего следа человека! Я и представить не могла, что у нас остались такие места.

— Где это? — спросила, обернувшись вполоборота.

— Это горы Ролли на севере Армарии. — Он обнял меня двумя руками. — До них невозможно добраться, долетают только дроны и то до определённой границы. Есть подозрение, что в этих горах залежи радиоактивных металлов, которые сбивают с курса всю нашу технику. Это та часть гор, которую удалось заснять.

— Невероятный вид! — И потрясающие ощущения! Казалось, что вот-вот подует ледяной ветер, бросая нам в лицо колючие снежинки.

— Рад, что тебе понравилось.

— Очень! — выдохнула я. — В столовой, где мы ужинали, на окнах установлены такие же панели?

— Нет, — покачал головой Воланд, — с окнами проще, они затянуты голографической сеткой на которую, при желании, проецируется изображение с одного из десяти дронов, всё время находящихся над городом, но в любой момент доступен и обычный вид из окна.

— То есть это та же технология, что и в помещении со сферой? — не унималась я.

— Близко к этому, только ограничена уже записанными в память видами.

Понимание, что всё это нереально помогало мало и я с большой осторожностью сделала шаг вперёд, подходя к самому краю площадки, на которой мы якобы стояли. Если бы мы на самом деле находились в горах, лететь бы мне очень и очень долго, до едва угадывающегося чернеющего подножия. Но на шаг в пустоту я не решилась, развернувшись к наблюдающему за мной Воланду.

— Для чего это всё? — я обвела рукой помещение.

— Я не интересовался, это задумка Берингара и его же воплощение. За всё время проживания здесь я поднялся сюда во второй раз.

— У президента так много забот, что не хватает времени на простые житейские радости? — с лёгкой полуулыбкой я вернулась к нему.

— Я не склонен к созерцанию пейзажей, — он задумчиво пропустил сквозь пальцы прядь моих волос. Они никак не давали ему покоя. — А в Армарии я и так бываю чаще, чем хотелось бы, притом, что терпеть не могу снег и холод.

— Предпочитаешь вечное лето? — не поверила я.

— Не вечное, но мороз это точно не моё.

— Никогда бы не подумала, — и вот кто бы мне сказал почему мой голос звучал всё тише, а его глаза становились всё ближе.

— Я приглашаю тебя на ужин, — улыбнулся Воланд, отстраняясь и, приобняв за талию, проводил обратно в лифт.

— Мне стоит начинать бояться?

— Чего? — Мы стояли рядом, но Воланд не делал попыток приблизиться.

— Например того, что меня снова оставят одну в самый неподходящий для этого момент? — не скрывая ехидства, предположила я, но моего настроя хватило ненадолго потому что…

— Даже не надейся, — шепнул он, наклонившись к моему уху, отправляя по телу стадо мурашек.

Признаться, я слегка забыла о времени, гипнотизируя его взглядом, и мы не заметили как спустились на нужный этаж, по крайней мере я точно. И надо было заранее подготовиться к такому Воланду, а то я слишком быстро сдаю позиции.

— И где мы будем ужинать? — поинтересовалась я, лицезрея собственную дверь.

— В другой стороне, — улыбнулся он, увлекая меня в сторону своей спальни, распахнул дверь и жестом пригласил меня войти.

И это я точно буду рассказывать внукам!

Вся отделка — натуральное дерево и ткани, на полу — паркет и ковры с высоким ворсом. Мебель тяжёлая массивная и явно выполненная на заказ, я таких диванов никогда в жизни не видела, и настоящий камин!

Как они его сюда засунули-то?! Завороженно прошла к нему через всю гостиную:

— Это тоже проекция? — Я протянула руку к пламени и чуть не обожглась, отдёрнув ладонь в последний момент.

— Нет, — Воланд стоял в двух шагах от меня и улыбался. С первой минуты нашего свидания он вообще не переставал это делать. — Слишком много нервов мне стоила его установка, я должен был компенсировать моральные затраты.

— Я впервые вижу столько дерева, — я обвела взглядом помещение, — очень красиво!

— Мне нравится английский стиль, — он отошёл к накрытому столу и, вернувшись, передал мне бокал, — даже несмотря на то, что такой страны давно не существует. А смешение его с нашими технологиями даёт невероятный результат.

— Не сомневаюсь. — Я сделала глоток, понимая что если продолжу такими темпами то велик риск спиться. Глубокие кресла так и манили устроиться в них, но подозревая, что после выбираться я буду не слишком красиво, я присела на подлокотник, закинув ногу на ногу. Ужин стоял на столе, но я ни за что не согласилась бы променять камин на малопривлекательное восседание друг напротив друга. Вот только ноги утопали в ковре и я боялась что шпилька подвернётся в самый неподходящий момент. — А лошади тебе тоже нравятся?

Воланд расположился в соседнем кресле.

— Я родился очень далеко отсюда, — задумчиво начал он, — там, где слова таблер, визор и эвок просто бессмысленный набор букв. Мои родители однажды нашли пару лошадей, удивительно как им это удалось, и привели к себе. Они ждали, но о пропаже так никто и не заявил, а через неделю кобыла начала вести себя очень странно и наотрез отказывалась есть. Родители были уверены, что она умрёт, никто в элоте не знал как обращаться с лошадьми, а через двое суток она ожеребилась. Чудом им удалось выходить и взрослых особей, и жеребёнка, — кажется, пока он говорил. я даже не дышала. — Через десять лет у них было уже восемь лошадей, а ещё через десять пришли аргатины, — он усмехнулся, глядя на огонь. — Вырезали весь элот, забрали лошадей на мясо и, довольные, пошли дальше.

— Мне жаль, — с трудом произнесла я.

Воланд перевёл взгляд на меня.

— Перестань, это было давно и, поверь, я им отомстил, — взяв за руку, он пересадил меня на подлокотник своего кресле. — Кажется, — Воланд приобнял меня за талию, — я выбрал не лучший способ рассказать о своей любви к животным.