Это надругательство отрезвило опьяненных собственной праведностью и заставило обе стороны остановиться. Противоречия ослабли на несколько поколений, но возобновились, когда в 1305 году совет раввинов в Барселоне постановил исключать из общины каждого, «кто до двадцатипятилетнего возраста будет изучать сочинения греков по естественным наукам или метафизике, как в оригинале, так и в переводе», ибо «как может человек осмелиться выбирать между человеческой мудростью, основанной на аналогиях, доказательствах и размышлениях, и мудростью Бога, между которой и нами нет отношения и нет подобия?». Ответный удар в защиту философии был нанесен главным раввином Прованса, отрицавшим, что изучение философии ведет к ереси, и утверждавшим, что знание математики и астрономии необходимо для понимания многих разделов Талмуда. Во всяком случае, писал он, запрет не может быть принудительным, потому что «каждый человек может искать того, что для него пригодно в силу его естественных склонностей». Его сторонник, плодовитый поэт и эссеист раввин Иедайя бен Авраам Бедерси в своем ироничном «Оправдательном письме» («Игерет ха-хитнацлут») умолял:

Откажитесь от вашего запрета, потому что сердце этого народа не отвернется от философии и ее книг, пока в их телах есть дыхание и душа. <…> Они никогда не примут этого, ибо намерены бороться за честь своего великого учителя [Маймонида] и его трудов. За святость его учения они пожертвуют свое состояние, свою семью и душу, пока есть в их телах дыхание.

Так закончилась последняя крупная схватка в этом споре. Сложности бедственного XIV века, общий экономический крах, сопровождавшийся эпидемиями, изгнаниями, резней и сожжениями на костре, остудил пламя интеллектуального конфликта холодной водой действительности. Более чем на два столетия еврейские мыслители, пришедшие в отчаяние благодаря грубой и невежественной неприязни к ним христианского мира, прекратили занятия философией и, взыскуя удобства, пошли по пути древних предписаний.

Но христианская Реформация заставила всех – католиков, протестантов и иудеев вновь задуматься. И в XVI веке ветер нового еврейского Ренессанса раздул еще тлевшие угли. Раввины снова стали проявлять интерес к проблемам, выходившим за рамки их ограниченного круга интересов. Это были такие ученые, как Иона Ландсофер из Моравии, дополнивший многие эвклидовские геометрические положения в своем сборнике респонсов «Плащ справедливости» («Меил цедака»), или Йом-Тов Липман Геллер из Праги и Кракова (1579–1654), усердно изучавший философию, языкознание, математику, астрономию и естественные науки. Последний был автором комментариев к Мишне «Добавления Йом-Това» («Тосафот Йом-Тов») – единственной религиозной книги на древнееврейском языке, идишское название которой приводится в стихотворении Генриха Гейне «Диспут»:

Gilt nicht mehr der Tausves-Jontov,

Was soll gelten? Zeter! Zeter![164]

На этот раз, однако, еврейский Ренессанс пришел не из Испании, не из Южной Франции и даже не со Святой земли, а из богемской Праги и из польского Кракова – из двух камер неутомимого сердца идишской цивилизации.

Середина XVI века была золотым веком Кракова. Коммерция процветала. Здесь собрались ученые, художники и мыслители-гуманисты со всего славянского мира, а также из Италии, Германии и из более отдаленных мест. Польская интеллектуальная жизнь бурлила в Краковской академии (с 1818 года – Ягеллонский университет), основанной в 1364 году Казимиром Великим и включавшей факультеты права, медицины и свободных искусств, вновь открытой в 1400 году королем Владиславом Ягеллоном с добавлением факультета теологии, милостиво санкционированного папой. Академия вскоре стала самым передовым в мире центром изучения астрономии – единственным европейским университетом, имевшим отдельную кафедру по этому предмету, к которому позже добавилась еще одна. В 1495 году немецкий хронист писал, что никакой другой город не мог выдержать сравнения с превосходством Кракова в этой области.

История университета долгое время была связана с краковскими евреями. Когда Казимир основал академию, занятия сначала проходили в нескольких временных помещениях, а специальный дворец был лишь в проекте. Король намеревался построить огромный университетский комплекс вне стен города, выбрав для этой цели деревню Бавол на острове в реке Висле, где дорога из соседней соляной шахты Величка пересекается с древней, ведущей через весь континент дорогой работорговцев с Руси. Вокруг нового центра науки он основал город, которому предстояло быть названным Казимеж. Однако строительные работы остановились после его смерти, а следующий король, покровительствовавший университету, предпочитал более близкое к центру положение, по возможности недалеко от самой величественной готической церкви Польши – недавно построенной базилики Св. Марии на просторной городской Рыночной площади (Rynek Glо́vny). Естественным выбором была Ulica Žydowska (Еврейская улица), ныне называемая улицей Св. Анны, которая по сей день вливается в площадь с южной ее стороны. В качестве первого шага был принудительно выкуплен большой каменный дом, принадлежавший еврею Йосману. По мере расширения университета у еврейской общины были приобретены другие участки земли, часто куплены под угрозами, а иногда просто конфискованы.

Студенты университета оказались адскими соседями. Студенты и подмастерья вообще славились своим буйством и деструктивным поведением по всей Европе. Торговцы в больших городах бежали закрывать ставни, а лавочники в панике складывали свой товар, когда раздавался крик: «Берегись, подмастерья!» В 1209 году в Оксфорде происходили драки между студентами и горожанами («между городом и мантиями»), заставившие группу преподавателей покинуть город и искать новое место для преподавания в Кембридже. В 1408 году бунтовали богемские студенты Пражского университета, протестуя против привилегий, гарантированных императором студентам-немцам. Во время бунтов подмастерьев в Лондоне в «злой майский день» 1517 года были зарублены 135 фламандцев. В беспорядках принимали участие не только молодые люди с избытком тестостерона; некоторые студенты, изучавшие теологию, в XVI веке посещали университет в течение 16 лет или даже больше.

В английских университетах гнев студентов был направлен против северян и валлийцев[165]. В Кракове студенты соседствовали с евреями, которые были ближайшей и самой удобной мишенью. Посещавшие занятия по католической теологии были в любом случае идеологически предрасположены к антисемитизму, особенно если вступали в союз с готовыми смести конкурентов немецкими бюргерами, и в еще большей степени – если их подстрекали странствующие демагоги-миссионеры наподобие Джованни Капистрано – заклятого врага всех некатоликов.

Постепенно уличные беспорядки вынудили еврейскую общину перебраться сначала поближе к церкви Св. Стефана у северного конца Рыночной площади, а затем по королевскому указу вообще покинуть Краков и присоединиться к уже существовавшей общине в соседнем Казимеже – пригороде, где Казимир первоначально намеревался построить дом учения. Они поселились вокруг Широкой улицы, где монументальная Старая синагога, основанная в XVI веке предком Гуччи по имени Маттео, до сих пор стоит возле городской стены на месте деревни Бавол. Еврейские старцы просили (и получили в 1568 году) королевскую Privilegia de non tolerandis Christianis – запрет неевреям селиться в этой части муниципальной территории.