Коридор сделал еще один крутой поворот, и они оказались в большом светлом помещении с высоким потолком. Здесь были другие скульптуры – в основном женщины с крепкими ногами и широкими бедрами.

– Ну, девочки, вы тут пока осваивайтесь, а я переоденусь. А то неудобно – перед дамами в таком виде…

Скульптор скрылся в закутке за одной из статуй.

– Он вообще как – не опасный? – озабоченно спросила Юлия, проводив хозяина мастерской взглядом.

– Кто – Аркаша? – Анна засмеялась. – Да он безобидный, как божья коровка! Правда, пьющий, но даже во хмелю неагрессивный. Начинает стихи читать, а потом засыпает.

Тут хозяин вернулся. Он действительно успел переодеться, теперь на нем был трикотажный спортивный костюм, растянутый на локтях и коленях, с надписью «Динамо» на груди.

– Девочки, девочки, сейчас мы с вами выпьем! – провозгласил он, радостно потирая руки, и тотчас достал откуда-то три граненых стакана сомнительной чистоты.

– Нет, Аркаша, для нас еще рано! – твердо ответила Анна. – Мы лучше посмотрим папины работы, отберем что-то для выставки!

– Рано? – удивленно переспросил скульптор. – Не поймешь тебя, Анюта. То ты говоришь, что уже не рано, то – что рано… ты уж как-нибудь определись!

– Рано пить. Самое время вставать и работать.

– А, ну тогда, конечно… кстати, Анюта, ты меня познакомишь со своей симпатичной по-другой?

– Да, конечно, извини… Аркаша, это Юлия… Юля, это Аркадий Султанов, скульптор…

– Очень приятно, Юлия! – Скульптор клюнул Юлю в запястье. – А хотите – я вас изваяю? Увековечу?

– Как-нибудь в другой раз.

– Ну, в другой так в другой! – легко сдался скульптор. – Вы, значит, тоже не будете пить?

– Тоже не буду. Мне тоже рано, и вообще я за рулем.

– А я, с вашего позволения, выпью. А то у меня после вчерашнего голова раскалывается.

Он откупорил коньяк и плеснул в один из стаканов приличную порцию.

– Только я прошу тебя, Аркаша, не все сразу! – предупредила его Анна. – А то будет, как прошлый раз…

– Нет, Анюта, я только капельку! А вы пока можете разбираться с работами…

Он открыл маленькую дверцу в глубине мастерской и отступил в сторону, пропуская туда подруг.

За этой дверцей оказалась довольно большая комната, битком набитая коробками, ящиками и картинами на подрамниках.

– Вот это – наследие моего отца, – с грустью и гордостью проговорила Анна.

– Как здесь всего много! – ужаснулась Юлия.

– Ну да, это накопилось за всю его жизнь. Хорошо, что Аркаша согласился разместить все это в своей мастерской. Сразу после папиной смерти мне велели освободить его мастерскую, и я растерялась, не знала, что делать…

– Я имею в виду, что нам в таком обилии работ за одно утро не разобраться.

– Нет, я здесь навела какой-то порядок и примерно знаю, где что искать. Вот сейчас нам нужно достать ту коробку с самого верха… – Анна придвинула табуретку к груде ящиков и коробок, забралась на него и повернулась к Юлии:

– Держи!

Юлия взяла у нее большую коробку. В ней было несколько больших картонных папок. Анна, не слезая с табурета, передала ей еще две коробки и тяжелый фанерный ящик, а потом – несколько отдельных картин на подрамниках.

Затем она спустилась и принялась разбирать свои трофеи.

– Вот это нам точно понадобится… – проговорила она, отставляя к стене картину, на которой бледная обнаженная женщина стояла среди кустов сирени. – И это… и это тоже… где же она… у него, я помню, была очень хорошая картина – обнаженная женщина на фоне рассветного неба… а, это, наверное, там, на самом верху…

Анна снова взобралась на табуретку и попыталась добраться до самого верхнего ящика, но никак не могла до него дотянуться.

В это время дверь открылась, и в комнату ввалился скульптор. Лицо его порозовело, глаза загорелись.

– Девочки, вы как здесь? Выпить еще не созрели? А то мне одному как-то скучно пить…

– Аркаша, ты что, не видишь, мы тут делом заняты! – пропыхтела Анна, безуспешно пытаясь дотянуться до нужного ящика. – Черт, никак не достать… может, у тебя стремянка есть?

– Зачем стремянка? – скульптор гордо выпятил грудь. – Я и так достану…

– Да ты на ногах еле держишься!

– Кто? Я? Да что ты такое говоришь? Что я выпил-то? Всего грамм двести! Я один раз две поллитры принял и после этого по карнизу прошел! На шестом, между прочим, этаже… правда, мне тогда еще тридцати не было…

– Ну, ладно, попробуй, может, и правда достанешь.

Анна соскочила с табуретки, отошла в сторону. Скульптор взгромоздился на ее место, встал в гордую позу и продекламировал:

– Я – памятник себе!

– Давай уже, памятник! – фыркнула Анна. – Достань вот тот ящик и слезай, а то мне на тебя смотреть страшно!

– Какой – вот этот? – Аркадий дотянулся до нужного ящика, ухватил его, вытащил из груды и закачался.

– Держись! – Анна кинулась к нему на помощь, но опоздала.

Скульптор уронил ящик, тот с грохотом упал на пол, к счастью, никого не пришиб. Сам Аркадий довольно успешно соскочил с табурета и приземлился на четвереньки.

– Ох ты… как же это я… – протянул он растерянно. – Ну, там вроде ничего не разбилось?

– Что-то разбилось… – огорченно протянула Анна, разглядывая перевернутый ящик. Рядом с ним на полу среди осколков стекла лежала расколотая фигурная деревянная рамка, отдельно – фотография, выпавшая из этой рамки. Анна пристально разглядывала эту фотографию.

– Надо же, а я и забыла, что она тут…

Юлия подошла к Анне и опустилась на колени, чтобы рассмотреть фотографию.

На снимке, который лежал перед Анной, были две смеющиеся девушки. В одной Юлия узнала саму Анну, только совсем молодую, а в другой… ей показалось, что перед ней Лора. Но нет – глаза похожи и рот, но выражение лица совсем не такое. Не было в этом лице Лориной лживости и коварства.

– Кто это? – спросила она у Анны.

– Это она, Лида… – проговорила та, вглядываясь, казалось, не в фотографию, а в свое прошлое. – Мы с ней сфотографировались на последнем курсе академии, а один парень из нашего выпуска сделал эту рамку. Красивая, кстати, рамка была.

– Я починю! – подал голос Аркадий.

– Да ладно тебе! – отмахнулась Анна. – Ты уже сделал, что мог… постарался…

– Ну, я же хотел как лучше…

Анна немного помолчала, а потом снова взглянула на фотографию и проговорила:

– Эта фотография была у Лидии. Она увезла ее в Тагил, на память. Обо мне, о городе, о юности. А потом, уже после ее смерти, одна моя коллега ездила в Нижний Тагил, и ей передали эту фотографию. Сказали, что Лидия велела отдать ее мне. Очень просила передать…