В общем, дело не задалось с самого начала, и я не уверена, что доктор прочувствовал наше радушие, потому как при первой же возможности поднялся к себе.

В следующую субботу доктор Норман ушел с утра пораньше и вернулся с Двухпенсовиком. Двухпенсовик был маленьким для своего возраста и казался младше девяти лет, и карманы у него были набиты драже.

– Привет, Двухпенсовик, – сказала я, и лицо у него сделалось свирепым.

– Поздоровайся, – сказал доктор Норман Двухпенсовику и представил нас всех по имени.

– Я не Двухпенсовик! – сказал Двухпенсовик. – Я теперь Трехпенсовик.

– О, теперь ты на пенни больше, – сказала сестра, и доктор Норман потрепал Двухпенсовика по голове.

– Да, теперь он на пенни больше, правда, Трехпенсовик?

И Двухпенсовик сказал: «Да, правда». И топнул ножкой, как пятилетка, и мы все возненавидели его и понятия не имели, как к нему обращаться.

В целом доктор Норман, похоже, испытывал к маме сексуальный интерес, либо у него просто была привычка флиртовать и пялиться на женские соски. Недолгое время казалось, что она тоже им интересуется. Но и сексуальное поглядывание на соски, и флирт отдавали пустотой и холодом, будто доктор и мама не очень-то друг другу нравились. И к тому же нам с сестрой почему-то уже совсем не хотелось, чтобы доктор Норман стал у руля. Конечно, он доктор и обладал хорошими манерами, просто он был не нашего типа. Смеялся он тоненько и слишком часто. Рядом с пони нервно размахивал руками. Кроме того, если доктор Норман окажется у руля, то и Двухпенсовик (или Шиллинг, которым он, несомненно, станет) будет вечно торчать рядом, а этого, как думали мы, нам не вынести.

Так что энтузиазм после визита в клинику и возбуждение от мысли о том, что он поселится в нашем доме, сменила летаргия, и мы просто позволили Двухпенсовику играть с «Лего» и не обращали на него внимания, в то время как доктор Норман изучал мамины соски, пил кофе чашку за чашкой и тоненько смеялся. Выдалось и пять минут драмы – Двухпенсовик забрался на грушу, раскритиковал нашу площадку за то, что никакой это не домик на дереве, а потом сказал, что боится спускаться. На этом этапе доктор Норман мог бы вернуть себе часть нашего уважения, но он запаниковал и предложил вызвать пожарных. Тогда я надела беговые кроссовки сестры с шипами и вскарабкалась на дерево, чтобы помочь Двухпенсовику спуститься, но он закатил истерику, и тогда я легонечко его толкнула и он совершенно безопасно рухнул в траву.

Позже, поедая омлет, доктор Норман спросил, не возражаем ли мы, если он привезет свою девушку Пенни.

– Сделайте одолжение, вы видите, что здесь нет никаких правил, – сказала мама, – поступайте как вам угодно.

Несмотря на разумность этих слов, мама словно бы сердилась, она даже говорила в точности как ее мать.

Не успели мы доесть омлет, как доктора Нормана одолела икота, он прикрывал рот рукой и беспрестанно бормотал «извините». Икота все не прекращалась, и мы предложили несколько способов для ее преодоления. Доктор Норман отклонил все предложения, в том числе предложение напугать его до смерти, исходившее от сестры.

– Мы можем выключить свет и сделать что-нибудь ужасающее, – сказала она.

– Можно кинуть в него подушкой, – сказал Крошка Джек.

Тут на помощь пришел Двухпенсовик и объяснил, что это не икота, а редкий вид спазма, при стрессе в пищеводе застревает воздух, который выходит толчками, когда горло расслабляется, выглядит это как икота или даже отрыжка. Мама явно пришла в ужас и после этого испытывала к доктору Норману отвращение (она не желала иметь ничего общего с отрыжкой, рвотой, плевками и т. д.), ее затошнило, и мы даже порадовались приезду девушки доктора.

В течение шести недель, которые доктор Норман прожил с нами, мы много раз вскользь упоминали, что мама продает дом, а наш дом по-настоящему понравился доктору Норману, и он начал подумывать, что, возможно, это идеальное жилище для него, и Пенни, и детей, которые могут появиться у них в будущем. Я же подумала об этом еще до того, как к этой мысли пришел доктор Норман. И конечно же, когда мама наконец решила, что с долгами ей не справиться и единственный выход – продать дом, доктор Норман оказался первым в очереди покупателем и заявил, как здорово тут будет житься им с Пенни и будущими детками.

Как-то раз он привез Пенни. Она была совсем молодая, но волосы собраны в пучок, а одета в светло-желтый брючный костюм. Они обошли дом, включая те его части, куда в обычной ситуации никогда бы не проникли, – например, мамину спальню. Я следовала за ними тенью, желая знать, что они думают.

– За сколько, ты думаешь, она согласится продать? – спросила Пенни.

– Положение у нее отчаянное, – сказал доктор Норман.

Доктор Норман предложил цену куда ниже той, что мы запрашивали. Мама сказала, что маловато будет, но доктор Норман ответил, что решать ей, а он цену поднимать не станет.

В очереди сразу за ним стояла доктор Гёрли, женщина-врач, которая, как мы предположили, услышала о доме от доктора Нормана, потому что объявления «Продается» мы не вывесили. Доктор Гёрли прибыла осмотреть дом вместе с подругой по имени Шила и блокнотом-планшетом, в котором они делали подробные заметки. Они замерили высоту кухонных ящичков и спросили, можно ли менять высоту внутренних полок (можно): дело в том, что они обожали хлопья, а коробки, в которых их продавали, становились все выше и выше. Мама предложила им побродить по саду, подождала, пока они не сказали, какой у нас чудесный сад, и тогда рассказала про мистера Гаммо.

Доктор Гёрли и Шила вели себя очень дружелюбно и, закончив осмотр, сказали, что им очень понравился дом, а Шила спросила, счастливы ли мы были здесь.

Ну и вопрос. По правде говоря, мы были не очень-то счастливы, но несправедливо, если бы это плохо отразилось на доме. Дом, хотя и оказался менее чудесным, чем нас вначале убеждали, все же был вполне ничего и не требовал особого ремонта. Его достоинства не компенсировали то, что стоял он в центре нервной деревушки, а не в центре города. Но это был хороший, просторный дом, и все при нем тоже было хорошее: и выгул для пони, и сараи, и вид, и балки. Как сказал агент по недвижимости, «все галочки поставлены», а кроме того, дом удовлетворял трем главным требованиям – центральное отопление на газу, туалет на первом этаже и вид на церковный шпиль.

– По всей справедливости, дом показал себя как нельзя лучше, – сказала я, и Шила на мгновение загрустила.

Я оглянулась на сестру, которая, как всегда, не растерялась и исправила ситуацию:

– Конечно, нам грустно отсюда уезжать, но мы не сомневаемся, что вы будете здесь счастливы.

Эти слова восприняли очень хорошо, а потом Крошка Джек объяснил нашу финансовую ситуацию, хотя предполагалось, что он ничего о ней не знает, и это вышло немного неловко.

Затем доктор Гёрли и Шила сказали маме, что они сделают ей предложение, и вскоре так и поступили, через агента, и они предложили ей полную цену за дом, и мама приняла их предложение и напомнила им о мистере Гаммо.