– Итак, думаю, что сейчас все наши зрители и гости задаются вопросом, что же происходит? – отворачиваясь от погасшего экрана, бодро сказала Женя. – В том числе и Рудольф Борисович.

– Мне рассказывала про вас Аня Лосева, точнее, Алла Дмитриевна, наша с Аней начальница. То есть Ане она была начальницей, а мне она двоюродная тетка. Это она к вам Аню направляла, – путано объясняла историю своего появления в клинике Женя.

Она сидела в небольшом, обставленном на современный лад медицинском кабинете, больше напоминающем гостиную. Врач-психоаналитик, представившийся Рудольфом Борисовичем, сразу же расположил к себе новую пациентку спокойной, уверенной, глубоко доброжелательной манерой держаться. Был он солидно полноват, элегантно, неброско, но дорого одет, никаких халатов и намеков на доктора. Никакой медкарты, лишь планшет с листком для пометок, и конечно, спрятанный где-то на полках с книгами диктофон. Об этом Женю сразу же предупредила администратор на ресепшене. Запись бесед была обязательным условием лечения, но клиника гарантировала полную конфиденциальность. Женя, разумеется, согласилась.

Рудольф Борисович после любезного знакомства предложил Жене прилечь на кушетку, но она отчего-то смутилась. Впрочем, никто не настаивал. Она устроилась в глубоком изогнутом кресле, и беседа потекла.

Еще перед кабинетом Женя смогла оживить в себе страдания той роковой ночи, когда на мосту повстречалась с Ириной Коваленко. Боль от предательства Владика, собственную неустроенность и беспомощность перед жизнью, горечь несбывшихся мечтаний и неудач. Все это она начала самым естественным образом изливать на Рудольфа Борисовича, с удивлением отмечая, что глубоко в душе, там, где осталась спрятанная от психоаналитика часть ее истинного «Я», ничто не отозвалось ни болью, ни грустью, ни сожалением на давнишние муки души. Она уже полностью освободилась от этого постыдного гнета, совершенно самостоятельно и успешно.

Но, кажется, ее актерское мастерство, оттачиваемое жизнью, росло и крепло, потому как Рудольф Борисович наживку проглотил, и курс лечения начался. Помимо карьерных неудач и личных драм у Жени обнаружились большая отдельная квартира, доставшаяся от родителей, уехавших на ПМЖ в Штаты, кое-какое бабушкино наследство. Небольшое, всего несколько картин и набросков, зато подаренных именитыми авторами. Прапрадедушка Жени сам был художником и меценатом. К сожалению, все, что от него осталось, – это несколько полотен, которые бережно, с гордостью хранятся в семье.

Женино психическое состояние требовало частых контактов, и уже к концу первой недели Рудольф Борисович предложил ей испробовать эффективное современное средство – лечебный гипноз. Женя, конечно же, согласилась, хотя дальнейший ход расследования уже перестал быть столь интересен, поскольку главный секрет фокусника уже был раскрыт. Ни таблетки, ни таинственные уколы, а простой гипноз. Впрочем, очевидно, очень действенный.

К этому времени Женя уже твердо удостоверилась в том, что Алла Дмитриевна Субботина именно сюда направила свою подчиненную, а также в том, что и Попкова, и Коваленко, и Александра Сабирова посещали эту клинику с романтическим и многообещающим названием «Линия Успеха», к тому же работающую под эгидой Американской ассоциации психотерапевтов. Которой, как оказалось, не существует в природе, а есть Американская ассоциация психиатров, но какой российский гражданин об этом осведомлен? Все девушки попали в клинику различными путями, Попкова – от скуки, Коваленко записалась на тренинг по укреплению коммуникативных навыков, а проще говоря, чтобы научиться быстрее, легче и эффективнее получать от оппонента желаемое, Сабирова в качестве очередного эксперимента. И судя по всему, вышли они на эту клинику самостоятельно.

А самое главное, Женя убедилась, что ее версия оказалась верной, да, она грешила на секту, а на деле оказалась клиника, но ведь в главном Женя не ошиблась. Девушек убила организация. И если раньше Женя не могла понять, для чего это было нужно, ведь секте было гораздо выгоднее иметь живых членов и тянуть с них взносы, а, например, клинике иметь живых пациентов, все же она не похоронное бюро, и тянуть с них гонорары, то потом у нее случилось озарение, и она в один миг поняла, почему именно эти четыре столь разные девушки оказались на краю моста, платформы, подоконника. Все они были одиноки и имели дорогостоящее недвижимое имущество, которое могли завещать, а публичный способ ухода из жизни гарантировал закрытие дела об их смерти с резюме «самоубийство». Это было так очевидно, так закономерно, что Женя потом долго еще удивлялась, как это она раньше не сообразила, не разглядела простую истину, особенно после поисков Даниила Самоварова.

Вероятно, этот паренек и в глаза не видел Аню Лосеву, так же как и она его. Возможно, он вообще плохо представлял себе, во что ввязывается, выписывая доверенность на получение наследства, и, возможно, его уже нет в живых, а его труп не будет никогда найден, потому как нахождение трупа автоматически отменит выданную им доверенность. А может, он и жив, просто сидит где-то в глухой деревушке под присмотром надежного человека, получает ежедневную дозу наркоты и совершенно счастлив.

Эти несложные выводы заставили Женю всерьез заняться поиском наследников прочих погибших девушек, и как выяснилось, таковые обнаружились. У всех, кроме Сабировой, но здесь Женя была уверена: все дело во времени, наследник просто не успел объявиться.

Самостоятельно проведя эти изыскания, Женя явилась в знакомый кабинет к капитану Суровцеву Петру Леонидовичу и доходчиво и убедительно изложила ему собственную версию гибели Коваленко, а также еще трех девушек.

Суровцев долго упирался, спорил, осмеивал ее версию, огрызался, дулся, упрямился, сопротивлялся, категорически не желая по новой открывать это забытое, закрытое дело. Угрожал и запугивал. Но его беда была в том, что Женя его уже совершенно не боялась, прекрасно понимала, что деваться Суровцеву от нее некуда. С помощью женской интуиции она безошибочно вычислила все его слабые точки и бессовестно на них жала, не давая капитану роздыху, до тех пор, пока он, безобразно выругавшись и швырнув стул в угол кабинета, не сдался. Женя, проявив выдержку и благородство, даже смеяться вслух над ним не стала, а просто сдержанно похвалила за понимание и добросовестное отношение к делу. За что получила еще один «убийственный» взгляд и красочный рассказ о собственной неотразимой натуре.

Но потом дело пошло на лад. Суровцев смирился с неизбежным и взялся за дело.

Как оказалось, точнее выяснилось, то, что не заметила Женя, все завещания – и Лосевой, и Попковой, и Коваленко, и Сабировой – были засвидетельствованы одним и тем же нотариусом. Вполне легальным. Суровцев его разыскал и прижал к стенке. Много труда это не потребовало. Нотариус оказался хоть и нечистым на руку, и жадным до легких денег, но очень хлипким, и долго не продержался. Женя сама это видела, поскольку неотступно следовала за Суровцевым, иногда даже с оператором. И хотя Петр Леонидович то и дело скрипел зубами, но терпел, потому как теперь решение о сотрудничестве с тележурналистами было принято на высоком уровне, и, надо признаться, не без Ольгиной помощи. Постепенно Суровцев к Жене привык, злиться на нее перестал, и у них установились вполне дружеские отношения.