Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да. Мне нет нужды врать. Это большой грех… – ответил пленник.
– Послушай меня, катар! Почему же ты погнал всех этих людей на смерть, ведь твоя религия запрещает пролитие крови?..
– Они живут по своим законам, крестоносец. Моя миссия – только предоставить им «утешение» в смертный час, только и всего…
– Ты просто идиот и заблудшая овца! – Крикнул на него Бушар де Марли, стоявший рядом с сенешалем. – Всех вас я прикажу зарезать, как баранов! У меня нет никакого желания тащить вас до Каркассона, чтобы там передать в руки суда.
Катары молчали. Бушар сверкнул глазами и приказал конвоирам:
– Отведите их к той группе и поставьте на колени. Пусть молятся и ждут своей участи…
Воины увели пленников. Когда катары опустились на колени, Бушар подошел к ним, вынул меч и крикнул:
– Креститесь, собачьи дети!..
Катары молча опустили свои головы. Просветленный повернул лицо к Бушару и тихо сказал:
– Мессир, сегодня, победили вы! Так позвольте нам принять смерть, как подобает нашей религии…
Бушар поднял меч над головой и посмотрел на сенешаля. Ги кивнул, разрешая катарам умереть согласно их законам.
– Черт с вами! Соборуйтесь!..
Бушар отошел в сторону и стал смотреть.
Катар встал и прошелся по ряду коленопреклоненных воинов. Некоторые из пленных плакали, понимая, что для них жизнь кончается, так и не успев подарить всех своих радостей, испытаний. Это было осознание того страшного момента смерти, который способен переломать психику у самых крепких и решительных людей, что уж было говорить о большинстве из них, в недавнем прошлом – простых горожан, крестьян или ремесленниках.
Просветленный возлагал им на голову свои руки и что-то тихо шептал. Он давал им последнее утешение – консоламентум, которое снимало с них все грехи и пропускало их души в катарский рай.
Ги стоял и молча смотрел, любуясь этой простой, открытой и искренней процедурой принятия смерти. Такая чистота и умиротворение сквозила в лицах пленников, получивших утешение перед неминуемой смертью, что душа де Леви вздрогнула. То, что шептали губы катара, было «Отче наш»…
Христианская молитва звучала из уст еретиков…
Когда все закончилось, катар встал на колени, опустил голову и крикнул, обращаясь к Бушару де Марли:
– Мы готовы, крестоносец! Теперь ты можешь завершить свою работу!..
В это время один из пленных не выдержал, вскочил на ноги и бросился бежать, в надежде спасти свою жизнь. Бушар ухмыльнулся, перекрестился и взял в руки арбалет, вырвав его у одного из оруженосцев своего отряда. Он спокойно прицелился и выстрелил. Стрела, издав жуткий вой, мгновенно попала в спину беглецу, застряв между плечами несчастного.
– Глупец… – вздохнул де Марли, бросая арбалет своему воину. – От смерти еще никто не убегал!
Катары с ужасом ждали момента казни.
– Бушар! Оставь-ка нам человек двадцать! Они потащат наших раненых товарищей! – Крикнул Ги де Леви.
– Выбирай! – Пожимая плечами от удивления, ответил Бушар. – Кого из них тебе оставить?
– Оставь тех, кто моложе… – ответил Ги де Леви. – Пусть тащат носилки с ранеными до аббатства. Там и решим, что с ними делать…
Надежда на спасение или, хотя бы, на продление жизни приободрило многих из пленников, приговоренных к смерти. Де Марли махнул своим воинам, которые прошлись между рядами катаров и отобрали около двадцати человек, преимущественно молодых. Для остальных же…
Бушар постоял в замешательстве некоторое время, собрался с силами и взмахнул мечом. Голова Просветленного упала рядом с телом. Рыцари его отряда без колебаний повторили движение их командира. Тела катаров повалились на траву, их головы немного откатились от тел и замерли. Их смерть на удивление была быстрая и какая-то невнятная, словно воровство кошелька карманником в рыночной толчее.
Ги перекрестился, вздохнул. Гибель людей всегда оставляла на его душе свой неизгладимый отпечаток, но сегодняшняя смерть была особенной, из ряда вон выходящей. Он был подавлен тем спокойствием, той нерушимой верой в истинность, с которой катары приняли ее, заставила его задуматься над своей жизнью.
Сенешаль молча прошелся среди трупов казненных врагов.
«Да… – грустно подумал он, разглядывая застывшие выражения лиц на отрубленных головах, – война будет идти полного изнеможения…»
Ги вернулся к своим воинам, которые выжили после этого жуткого боя. Многие были ранены, но старались держаться бодро. Сенешаль вынул свой меч и громко крикнул:
– Сеньоры оруженосцы и конюхи! Сегодня, на этом поле возле замка Лиму я исполню свой обет и произведу вас в рыцари! Ваша храбрость послужила залогом нашей победы! Благородство и честь осенили вас своими крылами и провели через смерть и опасности! На колени!
Воины преклонили колени перед сенешалем. Ги подходил к каждому из них, опускал на его плечи свой меч и произносил:
– Стань же рыцарем! Вставай с колен!..
Счастливые воины, многие из которых не рассчитывали встретить завтрашний день живыми, поднимали с колен рыцарями. Это была великая честь для них. Быть произведенным в рыцари на поле битвы – о таком можно было лишь мечтать, да и то, в своих голубых снах.
Гуго де Арси сиял от счастья. Его вместе с остальными счастливцами, чудом выжившими в этом жутком бою, произвел в рыцари сам сенешаль, человек, о котором он слышал рассказы еще в Англии, рыцарь, которого боялся Меркадье и уважал король Ришар, о котором с уважением и почтительностью отзывался сам сэр Гильом де Марешаль!..
– Поздравляю тебя, сеньор Гуго де Арси, шевалье… – Ги улыбнулся и изобразил поклон молодому рыцарю. – Клянусь Богом, твоим предкам не пришлось краснеть за своего потомка!
– Спасибо, сеньор де Леви! – Гуго упал на колени перед сенешалем. – О таком я мог только мечтать!
Ги оглянулся по сторонам и тихо сказал ему:
– Хватит валяться в ногах! Неровен час, еще заметят. Рыцарю не подобает совершать подобное…
Гуго покраснел от смущения, вскочил на ноги и схватил за руку сенешаля, намереваясь поцеловать руку, которая сделала его рыцарем. Ги отдернул ее и, напустив на себя строгий вид, назидательно произнес:
– А, вот этого, мой друг, не надо! Рыцарь может поцеловать руку другого сеньора только в случае принесения оммажа! Прекрати немедленно! Иначе, Бог свидетель, не посмотрю, что ты уже рыцарь, и выпорю тебя, как расшалившегося пажа!..
Они весело рассмеялись. Их искренний и задорный смех на поле битвы, среди обезглавленных тел врагов никого не смутил и не удивил, наоборот, многие, так толком и поняв его смысла, стали весело смеяться, настолько он был заразителен и задорен.
Раненых осторожно поместили на носилках, сделанных из стволов молодых деревьев, пленники подняли их и осторожно понесли по дороге, направлявшейся к