настойчивым словам сенешаля и согласился. Единственной просьбой аббата была скромное желание, чтобы молодые рыцари сильно не безобразничали в округе и не пугали и без того насмерть перепуганных местных жителей. Сенешаль согласился с аббатом, но решил, на всякий случай, усилить пехотинцами и стрелками этот укрепленный пункт, лежавший на стыке земель Фуа, Каркассона и Тулузы. Оставлять такой стратегически выгодный пункт обороны Ги посчитал форменным преступлением, ему была просто необходима нормальная связь с графством Фуа, которую без наличия гарнизона в аббатстве Фанжо обеспечить было невозможно.

– Святой отец, – сказал сенешаль на прощание, – сами того не понимая, вы подвергаетесь огромному риску, предоставив нам кров и лечение для раненых крестоносцев. Силы, заинтересованные в возврате к старой анархии в землях Окситании, наверняка попытаются отомстить за свое недавнее поражение и выместят злобу на вас, на обители и ее божьих слугах.

– На все воля Господня, сын мой… – смиренно ответил аббат.

– Э, нет, ваше преподобие! Такой оборот дела меня нисколько не устраивает! Слуги церкви, а значит, и слуги его величества короля Франции Филиппа и его законного наследника будут всегда находиться под надежной и крепкой защитой. – Ги решительно топнул ногой, дав понять аббату, что споры неуместны. – Если вы не желаете, чтобы гарнизон стоял у вас в стенах аббатства, можете предоставить моим воинам какое-нибудь каменное строение неподалеку. Полагаю, ваше преподобие, что таковое у вас найдется?..

– Да, сын мой, – грустно вздохнул аббат.

– Слава Богу. А теперь, святой отец, нам пора отправляться в Каркассон. Поручаю заботу о наших раненых воинах вам, ваше преподобие. Помолитесь потом о нас, грешниках, кои приняли Крест во имя торжества веры…

Аббат молча поклонился и перекрестил сенешаля.

Место боя. 13 августа 1221 года.

Небольшая группа всадников осторожно выехала из леса. От нее отделился легковооруженный воин и поскакал к месту недавнего сражения с крестоносцами. То, что он увидел, потрясло его до глубины души. Крепкий на вид катарский всадник, повидавший на своем веку много крови, вздрогнул, увидев тела своих товарищей, брошенных крестоносцами прямо на холме. Трупы уже распухли, от них шла невыносимый запах разложения, над полем стояло жужжание миллионов мух, а по телам ползали черви, поедая храбрецов, что предпочли смерть позорному бегству или обращению в католическую веру. То, что это действительно было так, свидетельствовали отрубленные головы несчастных воинов, которые валялись неподалеку от тел.

Воин прикрыл рукой нос, развернул коня и, с трудом сдерживая слезы, поскакал обратно к группе всадников.

– Дон де Мирпуа! – Срывающимся от волнения голосом с сильным арагонским акцентом, произнес он. – Эти сволочи казнили всех наших ребят!..

Предводитель так сильно сжал поводья, что его руки побелели, а по скулам пошли крупные желваки. Он нервно поддал шпорами своего коня – животное стало переступать копытами, норовясь встать на дыбы, но всадник резким движением осадил его, пристально посмотрел в глаза говорившему и тихо ответил:

– Всех надо похоронить. Ты видел тела Просветленного и Облаченного?..

– Нет, дон…

Пьер-Роже де Мирпуа повернул голову и крикнул своим воинам:

– Ребята! Ищем тела старца Бернара и юного Робера!

Всадники подъехали ближе к телам, слезли с коней и, обвязав лица тряпками – трупы сильно смердили, пошли искать своих катарских священников. Их командир поднял голову и посмотрел в небо, моля только об одном: «Только бы их не увели в плен! Только бы их не увели в плен…»

Этот жуткий бой нанес ощутимые потери в отряде Пьера-Роже. Потери составили семьдесят восемь человек, и, хотя большинство из них были неопытные ополченцы и пехотинцы, в недавнем прошлом горожане или крестьяне, Мирпуа понимал, что быстро восполнить нехватку людей ему не удастся. Но, самым главным было вовсе не это! Поражение сильно подорвало боевой дух воинов, поселив в их сердцах тягостное сомнение в своих силах и способности победить крестоносцев.

Его мысли прервал один из ополченцев, который подошел к нему и сказал:

– Дон де Мирпуа, среди тел наших товарищей их нет!..

Рыцарь оторвал свой взгляд от неба, посмотрел на него и уточнил:

– Это, точно? Вы еще раз проверьте…

Воин развел руками:

– Командир! Мы проверили несколько раз. На поле лежит пятьдесят семь тел. Скорее всего, крестоносцы увели их среди других пленных…

Пьер-Роже побледнел. Такого поворота событий он не ожидал:

– Ребята! Быстро хороним тела и начинаем преследовать крестоносцев! Любой ценой мы должны отбить наших людей!

Катары стали в спешке хоронить тела, сваливая их в одну небольшую яму, выкопанную у подножия холма.

Через три часа отряд ушел по направлению к аббатству. Следы крестоносцев вели именно туда.

XXII ГЛАВА.   Его величество король Франции Филипп-Завоеватель и его высочество принц Людовик-Лев.

Замок Пуасси. Охотничьи угодья короля. 8 августа 1221 года.

Его величество король Франции Филипп-Завоеватель сильно постарел за последние три года. Тяжелые испытания, легшие на его плечи практически с момента восшествия на престол, давали о себе знать многочисленными болячками, бессонницей и мучительными головными болями, от которых не спасали даже чудодейственные пиявки и мятные втирания в виски.

Филипп практически облысел, его зрение ослабло так, что он с большим трудом разбирал бумаги и отчеты, присылаемые в его курию многочисленными бальи и прево. Тем не менее, короля еще рано было сбрасывать со счетов.

Франция окрепла, возмужала, в ней появились те первые и робкие ростки, которые со временем вырастут в величественное древо единой нации и создадут не меркнущее в веках величие крепкой европейской державы.

Он вздохнул и потер рукой поясницу. Утренние боли все чаще и чаще заставляли этого железного короля вспоминать о тленности его тела и конечности земного срока, предписанного ему Господом на этой грешной земле. Король позвонил в колокольчик и приказал слугам немедленно пригласить к себе мессиров Матье де Монморанси, Бартелеми де Руа, епископа Герена, его старого товарища и по совместительству главу тайной службы, и принца Людовика. Слуги быстро исчезли за дверьми королевских покоев.

Филипп глухо поворчал на слуг, помогавших ему одеваться. Он частенько ворчал по утрам – сказывались годы, проведенные в нервном перенапряжении, когда каждый день его жизни подкидывал ему все новые и новые испытания, словно проверяя крепость его характера и решительность. Чего-чего, а крепости и решительности королевской натуры могли позавидовать многие из его умерших врагов. Именно цельности характера, упертости и самоотречения во имя достижения поставленной цели им и не хватало, чтобы сопротивляться Филиппу и, в конце концов, остаться в живых, а не уйти в небытие, став одними из многочисленных персонажей истории.

Король тяжело вздохнул. Он