Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тебе нравится? – я обернулся.
Настоящая Герда стояла в дальнем конце магазина, у стойки с музыкальными инструментами. В отличие от манекена, она казалась грустной.
– Герда, – я подошел, встревоженный. – Скажи, признайся: чем я тебя обидел? У меня не такие плохие родители и замечательные братья. Мы поженимся, у нас будет свой дом, семья, как я всегда мечтал…
– Что-то не так, – сказала она глухо. – Что случилось сегодня ночью? Кто меня призвал – ты? Или он?
– Помнишь, Микель говорил, что я не готов к испытанию? – я улыбнулся. – Так вот. Я оказался готов.
– Ты изменился, – сказала она так тихо, что я скорее прочитал слова по губам, чем услышал.
– Я повзрослел. Так и должно быть… Герда, я все потом расскажу. В подробностях. Потом.
Часть шестая
Семейные сцены
Мои родители вели себя как образцовая аристократическая семья: отец держался с достоинством и каждым жестом выказывал матери уважение, а мать тщательно прятала и презрение к нему, и страх. Они так были заняты тем, чтобы не сфальшивить, что не очень-то обращали внимания на Герду. А та замкнулась в себе, сделавшись похожей на носовую фигуру корабля, и даже платье, которое я с такой любовью сконструировал, сидело на ней как манишка на богомоле. Мои братья тайком переглядывались, в их взглядах было сочувствие: они уверились, что моя женитьба дань необходимости, тяжкое бремя, которое я на себя взваливаю ради семьи.
За столом прислуживала Лина, давняя знакомая, которая за время моего отсутствия успела родить и выйти замуж. Она бросала томные взгляды, потрясала грудью, всем видом выражала сочувствие и, наверное, разозлила бы меня, если бы я был еще способен злиться на Лину.
Обед прошел в почти полном молчании, в реденькой сетке формальных вежливых слов. Герду это устраивало, а меня не тяготило, вот только мать поглядывала все чаще и тревожнее.
После обеда я показал Герде шкатулку деда Микеля, играющую медовую музыку. Это была единственная вещь в доме, которая ее заинтересовала. Я велел перенести шкатулку в комнату Герды – заново убранную, просторную мансарду с большим окном и маленьким балконом. Лина поторопилась выполнить поручение, используя каждую секунду, чтобы разглядеть Герду поближе и еще раз дать понять мне, что сожалеет о моем выборе невесты.
Я задержался в столовой:
– Кстати, а где старый портрет Лейлы, моей прабабушки, который вы сняли со стены в столовой и заменили портретом дяди Базиля?
Мама с вызовом взглянула на отца. Тот не принял вызов:
– В кладовой. Краска… повреждается от яркого света.
Никакого яркого света у нас в столовой не бывало в любое время суток, но я не стал комментировать.
Я сам, не доверяя никому, вызволил портрет из заключения и вычистил от паутины и пыли. Потом сам, не доверяя никому, вбил гвозди, натянул бечевку и повесил портрет в комнате Герды, напротив окна.
Герда не смотрела на меня. Она стояла над шкатулкой, глядя, как поворачиваются внутри зубчатые колеса. Длинная прядь, выбившаяся из прически, почти касалась механизма, это было грубым нарушением техники безопасности. Я подошел и убрал прядь.
– С моей прабабкой Лейлой ты уже знакома. Она не очень простой человек… то есть призрак, но ты для нее не чужая. Кстати, если встретишь в доме ночью кого-нибудь из наших – не беспокойся, это свои.
Герда резко отодвинулась, закладывая волосы за ухо. Посмотрела на портрет длинным взглядом, потом отошла к окну:
– Твое «потом» уже наступило?
– Э-э…
– Ну, ты обещал мне рассказать, что происходит. Потом.
– Происходит подготовка к свадьбе. Это хлопотное дело, но тебе не придется даже ходить по магазинам. Они сами явятся к тебе: закройщики, портные, торговцы цветами, музыканты, повара, кондитеры…
– Леон! – Она содрогнулась, будто парусник под резким порывом ветра. – Почему вчера ты требовал, чтобы я немедленно вернулась к Форнеусу, а сегодня не даешь мне хотя бы сообщить ему, что ты… справился?
– Потому что твоя отлучка до свадьбы будет выглядеть неприличной, – сказал я. – Традиции.
– Но у нас в планах не было никакой свадьбы! Ты должен был восстановить доброе имя семьи Надир, доказать свою невиновность…
– Я должен был пройти испытание. Жить – значит меняться. – Я глянул на портрет прабабки. – Может быть, хочешь пройтись по лавкам – сама? Ты же любишь магазины, а таких ты еще не видела! У тебя будет сопровождение, и…
– Ты можешь меня от этого избавить?! – прошипела она почти с ненавистью. Я растерялся, я не понял – за что?! Потом заставил себя погасить обиду: Герда устала, растеряна, в конце концов, она всего лишь корабль…
– Я думал, тебе будет интересно выбрать покрой свадебного платья. – Я позволил себе чуть-чуть показать огорчение. – Но как скажешь.
– Леон. – Она отступила, будто не желая, чтобы я к ней прикасался. – Если я немедленно не вернусь, Форнеус опять решит, что я нарушила приказ!
– Но ты нарушила, – мягко напомнил я.
Шкатулка пела ноту за нотой. Герда опустила голову.
– Слушай, – я заговорил другим голосом, ободряя, вселяя уверенность, – неужели ты думаешь, что Микель до сих пор ничего не знает? Что он не в состоянии понять? После свадьбы мы вместе к нему пойдем и вместе все объясним. Так уже сто раз бывало.
– А если он будет против?!
– Против чего – свадьбы? Герда, по условиям испытания я должен был принять решение, я его принял. Определил свой талант и свое место в жизни, ну и твое заодно, потому что мы связаны.
– Или потому, что я самовольно сошла с маршрута, – сказала она глухо.
– Ты это сделала, потому что любишь меня и тревожишься обо мне. После свадьбы любовь останется, а тревога исчезнет. Все идет правильно, Герда, когда ты отдохнешь и успокоишься – тоже увидишь, что все правильно. Мы навестим Микеля, а потом поедем путешествовать, как и собирались, все новобрачные так делают. А если ты не хочешь возиться со свадебной подготовкой – этим займутся другие люди, а я тем временем попрошу братьев погулять с тобой в округе, показать город, холмы, окрестности…
– А где в это время будешь ты? – Она поглядела в окно, где на