У любой инициативы должно быть логичное объяснение. Поскольку ранее секретарша подачу кофе сама не инициировала, ее предложение рождало подозрения о наличии в кофе мышьяка или грядущем требовании внезапного отпуска.

– С чего вдруг? – нелюбезно осведомился Клейстер.

Катерина молча захлопнула дверь. Кирилл Антонович, успевший заметить, что сегодня у мадемуазель Николаевой вырез еще глубже, вдруг ощутил настоятельное желание попить кофе.

«Возмутительно, когда женщины подобным образом манипулируют нами!» – констатировал он с легким презрением в адрес собственной слабости.

Отказавшись от мысли пополнить запас кофеина в организме, юрист засел в кабинете тренировать силу воли.

Клейстер так и остался в Катином списке под вопросом. Еще была надежда на Крягина, но очень маленькая, так как еще неизвестно, как шеф относится к скомпрометированной девице, которая словно лошадь истоптала его букет и обнималась у него на глазах с юристом.

Вопрос с повестки дня снялся сам собой. Крягин пришел с Дианой, причем они друг на друга смотрели так, что плавился воздух.

– Ты не в обиде? – заискивающе спросила Диана, когда обалдевший от счастья директор скрылся в кабинете.

Катерине было просто обидно, как и любой женщине, которой предпочли другую, но обижаться можно было на мужчину, а никак не на соперницу. Прислушавшись к себе, она решила, что и ревности нет, одна только горькая констатация факта: и тут не вышло.

Из коридора послышался чудовищный топот.

– Не успела! – ввалилась в приемную разрумянившаяся Мышкина. – Что у вас?

– Мы работаем, – холодно оповестила ее Диана. – А куда ты не успела?

– Я видела в окно, как вы приехали, – хихикнула Татьяна. – И как обнимались.

– И что ты планировала досмотреть здесь? Как мы наследника делаем?

– Ну не знаю, – пожала толстыми плечами Мышкина. – Хоть что-нибудь.

Катерине вдруг стало смешно. Ей тоже, как Мышкиной, оставалось только посмотреть хоть что-нибудь, если она немедленно не займется устройством личной жизни.

«Скоро стану такой же липучей, озабоченной и жирной, как Мышкина! – подумала она, чтобы подхлестнуть себя хоть чем-то. – Надо обрабатывать в порядке поступления. Вот кто первый придет, того и обработаю!»

Мышкина втиснулась в кресло и замерла, как охотник в засаде. Похоже, она твердо решила посмотреть «хоть что-нибудь» из личной жизни руководства…

– К вам посетитель, – позвонил с вахты охранник. – По личному вопросу.

Похолодев от ужаса, что это мог припереться Саша, Катя судорожно вцепилась в подлокотники. Диана и Мышкина насторожились.

«Вот позорище, – отчаялась Катерина. – Если он еще и пьяный…»

– Зовут Борис. Пропускать?

– Да, – завопила она, ощущая немыслимое облегчение. – Пусть идет.

Но тут же снова замерла от мысли, что Саша мог схитрить и просочиться под чужим именем.

– Катрин, я к тебе, – в щель, почему-то не открыв дверь целиком, пролез Боря. В руке у него были зажаты дохленькие нарциссы.

– Я так рада! – искренне улыбнулась Катя, чувствуя, как отпускает ледяной холод, сжавший затылок.

– Мы можем поговорить наедине? – шепнул Боря, покосившись в сторону любопытно поблескивающих глазами девиц.

– Конечно, – немедленно отозвалась Диана. – Мышкина, на выход. Не тормози. Не надо мусолить мужчину глазами, не твое!

Боря заинтересованно оглянулся. Мышкина поправила грудь, огладила бока и задумчиво улыбнулась, протянув грудным голосом:

– А жаль, что не мой.

– Иди, – почти вытолкала ее из помещения Диана, едва сдерживая хохот.

– Кто это? – Боря повернулся к Катерине.

– Да так, коллеги. Ты чего пришел? Откуда адрес?

– Мама твоя дала. Мы по справочнику нашли.

– Мы?

– У тебя замечательная мама. Она очень чуткий, отзывчивый человек.

– Ну это как нарвешься, – не согласилась Катерина. – А что за срочность?

– Катя, нам надо что-то решать!

– В смысле?

– Ну, я один, ты одна…

– Боря, мы это уже обсуждали. Общий диагноз – еще не повод объединяться в стаю.

– Это не диагноз, это жизнь. Время уходит. Ты в курсе, что детородный период не бесконечен?

– Борька, что ты несешь? Только не говори, что хочешь стать мамой! – фыркнула Катя. – Что случилось-то?

– У меня с Элей все кончено.

Кто такая Эля, Катя категорически не помнила. Видимо, что-то из недавнего.

– Да ладно. Какие наши годы, – она забрала у Бори цветы, основательно изжеванные его нервными пальцами.

– Вот и я о чем, – очнулся от скорбных раздумий Борюсик. – Наши годы уходят. Что мы оставим потомкам?

– Поэму напиши, – серьезно предложила Катерина. – У тебя должно получиться.

– Тебе смешно. А ты не думала, что это судьба? Я имею в виду нашу встречу в молодости?

– Боря. Я – девушка в цвету, в соку и все такое. И молодость у меня еще не прошла, – напомнила Катя, соображая, как будут смотреться в трехлитровой банке из-под предыдущего букета три тощеньких нарцисса с поникшими головками. Пора было покупать вазу.

– Вот и хорошо. Давай попробуем вместе! – выпалил Борислав, мучительно покраснев.

– Вместе спать? Так мы уже пробовали.

– Нет. Вместе жить!

– Не ори, начальников напугаешь, – предостерегающе шикнула Катерина, но было поздно.

Из щели словно таракан высунулся Клейстер, с удивлением посмотрел на гостя, потом на секретаршу с цветами и пробормотал:

– Однако. Неожиданно.

И уполз обратно удивляться в одиночестве.

– Я тебя не подвел? – заботливо спросил Боря.

– Наверное, нет, – неуверенно промямлила Катя. Клейстер из списка вычеркнут не был, но его оттуда упрямо выдавливали обстоятельства.

– Так что? – нетерпеливо продолжил Борюсик. – Решено? По рукам?

– Боря, ничего не решено! Ты что как поросенка на рынке покупаешь!

– А как надо? Мы же свои, родные почти, зачем спектакли с приседаниями?

– Не в приседаниях дело, – твердо заявила Катя. – Не могу я так. В общем, отстань, Борька. Если хочешь, цветы можешь забрать.

– Что я, крохобор какой-нибудь? – надулся Борюсик. – Но ты меня обидела, поэтому – заберу.

Когда за ним закрылась дверь, Катя прыснула в кулачок: похоже, список претендентов стремительно таял.

Она осторожно выглянула в окно, Боря не появлялся. Выждав минут десять, изумленная Катерина открыла двери в холл. Где-то вдалеке раскатывался хохот Мышкиной, ей вторил тоненький Борин дискант.