Вы никогда не задумывались, почему на свете так мало женщин-философов? А те, кто есть, в своих трудах рассуждали в основном о неравенстве полов, феминизме и роли женщины в целом.

А я вам отвечу.

Как там было у Ницше?

«Ты идёшь к женщинам? Не забудь плётку!»

Содержательно, не находите?

По мне, так у женщин всегда было слишком много забот и слишком мало свобод. Да и какая мать станет рассуждать о том, что первично — материя или сознание, если ее ребенок плачет от голода? И всю эту нудную науку философию, как нельзя лучше объясняет древний анекдот. «Плывут по реке двое, мужчина и женщина. Мужчина курит, а женщина гребёт. Вдруг мужчина говорит: «Хорошо тебе, бабе: греби себе да греби, а мне вот о жизни думать надо».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Ну вы поняли, да?

Пожалуй, это все, что я вынесла из полугодового курса философии.

Я безумно нервничаю от того, что в голове вместо четких знаний склизкая каша из отрицающих друг друга понятий, формулировки которых даже читать сложно, не то что выуживать из памяти, кисель из немецких и греческих фамилий мужчин, имевших свое персональное мнение едва ли не каждому вопросу, и суть которых они, убивая время, расписали в толстых книгах, салат из десятка притч, как бы заключающих в себе мудрость целого мира и на десерт коктейль из множества цитат.

Я никогда не сдам философию!

Парковка у университета забита автомобилями, и я еле втискиваюсь между двумя огромными внедорожниками. Черными, блестящими, такими чистыми, что хочется на них плюнуть.

Но я не стану портить карму в такой день.

Сегодня мне необходима удача и помощь Космоса, ибо на собственные способности рассчитывать приходится в последнюю очередь.

Пока иду к центральному входу замечаю на себе внимательные взгляды и перешептывания. Но я не напрягаюсь. Мне плевать на чужие сплетни. Толкаю тяжелую дверь и получаю сокрушительный удар, сбивающий меня с ног.

Тощий очкарик выпучил глаза, изумленно распахнув рот. Засуетился, нервно затараторил извинения, принимаясь поднимать меня с пола и отряхивать несуществующую пыль с плеч и лацканов классического жакета, приобретенного мною по столь важному случаю, как экзамен по философии.

Великодушно прощаю задохлика, по-прежнему боясь испортить карму.

У дверей аудитории толпится народ, судорожно листая конспекты, разъясняя друг другу непонятные вопросы, нервно дергая себя за волосы. Что ж, я органично вписываюсь в эту компанию.

После звонка, словно из-под земли у дверей в поточную аудиторию возникает Ипполит Григорьевич. Напомаженный, с уложенными назад редкими волосами, сдобренными порцией геля, в отглаженном сером костюме с претензией на бренд и белоснежной рубашке с хрустящим воротничком. Прям заправский лондонский денди.

Коварно улыбнувшись тонкими бледными губами, преподаватель распахивает двери и приглашает во внутрь всех до единого.

Наш доблестный философ проводит экзамен по трехступенчатой системе.

Всем экзаменующимся, и в частности тем, кто претендует на «удовлетворительно» достаточно успешно пройти тест на общее знание предмета. Сто вопросов, на которые необходимо ответить в течение часа.

Тем, кто считает, что достоин «хорошей» отметки, надо будет вытянуть один из тридцати шести билетов. Три вопроса. Двадцать минут подготовки. И устный ответ преподавателю.

Если кто-то из счастливчиков, сумевших пройти две первых ступени, замахнется на «отлично», Ипполит Григорьевич задаст несколько цитат, авторство которых нам предстоит определить без всякой подготовки.

Уж не знаю, будут ли среди нас те, кто рискнет взойти на третью ступень, но четверки однозначно нужны очень многим. Результат пойдет в диплом, да и стипендия студентам необходима.

Мы расселись в аудитории. Прохладной, темной, мрачной.

После щелчка выключателем загудели люминесцентные лампы под потолком, вынуждая нас щуриться.

Ипполит Григорьевич включил рабочий ноутбук, автоматически позади него мягким белым светом засиял экран проектора. Мужчина водрузил огромный пластиковый ящик на длинный стол рядом с трибуной и стал по одному подзывать студентов в соответствие с пофамильным списком в журнале.

Мы все покорно складывали телефоны в коробку, а сумки относили на самую заднюю парту. Преподаватель требовал нас закатывать рукава, отворачивать горловины свитеров, выворачивать карманы.

Что ж, вполне резонно. На факультете программистов современная техника всегда поражала своим количеством. Беспроводные наушники, супер-умные часы, минималистичные аудиоплееры с записанными в памяти ответами на билеты и прочие чудеса научно-технического прогресса, позволяющие списывать прямо под носом у преподавателей.

После проверки философ забирал зачетку и выдавал экземпляр теста, с собственноручно подписанными фамилиями студентов на каждой странице.

Параноик.

Затем он долго рассаживал нас по какой-то одному ему известной схеме экзаменационного фен-шуя.

И объявил начало.

Развернув вопросник, я едва не застонала вслух. Сто вопросов. Шестьдесят минут. Тридцать шесть секунд на один ответ. Ничтожно мало, чтобы вникнуть в суть и выудить из недр памяти верную информацию.

И если судить по остекленевшим глазам моих одногруппников, нас таких — целая аудитория.

Пожалуй, даже прохождение первой ступени экзамена нам покажется восхождением на Эверест.

Мне так точно.

Господи, я никогда не сдам философию!

Довольный собой Ипполит Григорьевич вальяжно прохаживался по рядам, бросая косые взгляды в работы студентов. Затем, видимо, удовлетворился витающим в воздухе всеобщим унынием и опустился на свое место, расположенное на возвышенности, словно театральные подмостки. Оттуда было достаточно легко следить за нами, упиваясь видом нахмуренных лбов, стиснутых на колпачках пишущих ручек зубов и безнадегой во взглядах.

Спустя пятнадцать минут я ответила лишь на пять вопросов.

Это крах!

Внезапно, проектор дважды моргнул, чем привлек внимание нескольких студентов. В том числе меня. Ипполит Григорьевич сосредоточенно что-то изучал в своем ноутбуке.