Я уже практически отвела взгляд, как вдруг заметила, как на огромном белом экране замигал курсор. Звенящую тишину взорвал оглушающе громкий звонок мобильного телефона, от резкого звука каждый из студентов дернулся и устремил взгляд на преподавателя. Тот уже собрался возмутиться, но оказалось, что звенит его собственный гаджет. Пока Ипполит Григорьевич пытался выключить назойливую трель (что у него никак не выходило), на экране позади него одна за другой стали появляться буквы, складывающиеся в слова.

«У хороших девочек руки должны дрожать от цветов, а не от нервов».

Сердце ёкнуло в груди.

Разум отрицал и сомневался, а оно, сердце, знало. Знало — это ОН.

И все, что сейчас здесь начнет происходить, — только ради МЕНЯ.

И словно в подтверждение экран выдал готовые ответы на вопросы теста. По рядам пронеслась взбудораженная волна шепотков, и если бы Ипполит Григорьевич не был столь увлечен собственным взбесившимся аппаратом, непременно обратил бы свое внимание на встрепенувшихся в эйфории студентов и вспыхнувший огонек восторга в их глазах, еще таких печальных всего несколько секунд назад.

Листки зашелестели, ручки студентов заскрипели, выводя галочки в маленьких квадратах. Никто не знал, сколько еще осталось времени, поэтому торопились списать ответы.

Наконец, преподаватель справился с телефоном, хоть и покрылся крупной испариной. Внезапная активность всех без исключения студентов мгновенно вызвала подозрительное внимание его внутреннего полицая. Когда мужчина поймал несколько взглядов, направленных куда-то за его спину, то и сам обернулся, пытаясь понять, в чем подвох. Философ, кажется, чувствовал кожей, как вокруг него плетется хитрая паутина, но в упор ее не замечал.

Когда неповоротливый Ипполит Григорьевич повернулся и осмотрелся, экран был чист и бел, словно выпавший сегодня с утра пушистый снег.

Он опять взглянул на своих студентов, все мы широко улыбались, глядя ему в глаза.

Атмосфера в аудитории кардинально изменилась.

Прищурившись, Ипполит Григорьевич прошелся по рядам, заглядывая в работы. Результаты мужчину не воодушевили, судя по поджатому двойному подбородку. Вывернув по второму кругу парочку студенческих карманов, осмотрев уши, скрытые под пышными прическами нескольких девчонок, в том числе и мои, он, ничего не обнаружив, недовольно уселся на свое место и снова уставился в ноутбук.

Тотчас на экране вновь возникли ответы.

Честно признаться, я бездумно выполняла тест. Просто списывала, не вникая в суть вопросов. На это больше не было времени. А еще в голове пульсировал навязчивый вопрос.

Неужели это он?

Но как?

Лаки-мен, конечно же, был в курсе моих отношений с наукой философией, знал о том, что сегодня у меня экзамен, что я нервничаю и переживаю. А еще, что мне необходима минимум четверка, иначе меня не допустят на форум в Сколково.

Но не более.

Или более?

Я ведь не говорила о себе никакой конкретной личной информации. Ни имени. Ни фамилии. Ни университета. На сколько сама знаю, Лаки-Мен сейчас находится где-то в Америке, на каких-то крутых курсах, изучает мировые индексы или что-то вроде того. И у него сейчас ночь.

Поэтому…

Скорее всего, это чей-то парень помогает своей любимой. Вон, Ленке, например. Она красотка, каких поискать. Ноги от ушей, грива рыжая, кожа фарфоровая, еще и умная. У нее полунивера в женихи набивается. Уж среди них точно найдется как минимум парочка отличных программистов, способных подключиться к казенному проектору.

Оглядываюсь вокруг и понимаю, что все успели справиться с заданием. Довольные ухмылки студентов, улыбки и удивленно-довольные взгляды, а еще раздраженное лицо Ипполита Григорьевича свидетельствовали об успешном восхождении на первую ступень экзаменационного олимпа.

Около половины ребят, сдав листки с тестами, удалились в коридор, ожидать свои «удовлетворительные» результаты. Те, кто хотел «хорошо» остался тянуть билеты.

И я тоже рискнула.

Билет № 7. Счастливый, подумаете вы. Такое в принципе невозможно, отвечу вам я.

Три вопроса. Первый — «Теория относительности о времени и пространстве». Что-то вроде бы припоминаю. Кажется, в целом вопрос перекликается с теорией относительности Эйнштейна.

Второй вопрос — «Свобода воли. Детерминизм. Волюнтаризм. Теория С.А. Левицкого». Знания вроде и плавали на поверхности подобно вязкому нечеткому нефтяному пятну в кристально чистой водице разума, не замутненного глубокой философией, но все они уместились не более чем в пять предложений.

Позор мне позор!

Третий вопрос — «Классификация ценностей по М. Шелеру» — вовсе не вызывал никаких ассоциаций.

Это трындец!

По одному к Ипполиту Григорьевичу стали выходить наши отличники, готовые отвечать.

Дверь аудитории заскрипела, и внутрь помещения шагнул замдекана факультета информационных технологий. Высокий голубоглазый брюнет в стильном пиджаке был слишком молод и слишком красив, чтобы занимать столь важную должность, но весь университет знал, что Иван Александрович Забелин — гений программирования. Почти вся мужская половина нашего факультета мечтала быть таким же, как он. Без исключения вся женская половина томно вздыхала, глядя в гениальные, но холодные, словно арктический лед, глаза.

У меня же от этого мужчины возникало ощущение, будто кто-то ползает по затылку.

— Добрый день, Ипполит Григорьевич, — улыбнулся молодой профессор, обнажая идеально ровные белоснежные зубы.

— Иван Александрович? Здравствуйте. Чем обязан?

— Да вот, шел мимо, решил заглянуть и поинтересоваться лично, как обстоят дела с экзаменом у моих студентов? — вежливо ответил молодой мужчина, сжимая в руках пачку каких-то документов и лениво оглядывая ничего не понимающих студентов. — Вы не отвлекайтесь, я слегка поприсутствую.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Напряжение, возникшее в воздухе, приподнимало тонкие волоски к потолку. Еще немного, и статическое электричество затрещит и заискрит, высвобождая энергию, скопившуюся на кончиках подрагивающих пальцев, горящих ушей и ледяного носа.