Я любила Эсте. Всегда любила.

Но я совершенно точно, чёрт возьми, не узнавала её, и видимо, никогда не знала.

И я также не знала собственную мать.

Одна из книг вылетела с полки и упала на пол, приземлившись у моих ног и раскрывшись.

— Что теперь-то? — раздражённо пробормотала я. Очевидно, все книги в этом доме имели склонность к коммуникации, если и когда им вздумается. Совсем как моя лучшая подруга и мать.

Опустившись на пол, я притянула книгу к себе на колени и прочла.

«Мужчина марширует в сражение, нагло разделяя, чтобы завоёвывать. Его техники часто жестоки, следовательно, видимы, следовательно, их можно победить.

Женщина разделяет столь незаметно, столь деликатно, что солдаты даже не знают, что их разделяют, пока они беззащитно стоят, разграниченные невидимыми заборами.

И так победа в войне достигнута».

Рассердившись, я перевернула страницу. Она пустовала. Как и все остальные.

— Я тебя ненавижу, — сообщила я книге, прекрасно понимая, как по-детски это звучит, но я решила, что заслужила право сказать что-то детское, потому что такого никогда не было. Мне не разрешалось испытывать нормальные детские чувства.

Я осознала, что с маминой стороны было очень глупо подавлять мою силу только для того, чтобы оставить меня после её смерти с этой взрывной силой, но в то же время такой неполноценной в эмоциональном плане. Я осознала, что мне нужно многому обучиться, причём быстро. Самодисциплина будет иметь критическое значение. Я всегда гордилась своей дисциплиной, но начинала понимать, что легко дисциплинировать себя, когда ты эмоциональный айсберг, а не вулкан.

Не оставалось сомнений в том, что говорила мне книга — и да, я только что подумала, что книга говорила со мной — потому что приняв, что я ведьма (а я втайне приняла, хотя хотела больше доказательств), не оставалось смысла отрицать все остальные странные события.

— Называй лопату лопатой, — пробормотала я. Вещи были такими, какие они есть, и отрицая это, я лишь делала себя уязвимой. «Зажги свечу, ведьма Кэмерон», — сказал гримуар.

Я нахмурилась, гадая, сколько всего я не смогла заметить и понять. Например, мерцающие символы, выгравированные на пороге поместья Кэмерон — какое-то заклинание. Эсте не могла его переступить. Вот почему она настояла, чтобы я её пригласила. По этой же причине мистер Бальфур верил, что в особняке я в безопасности, несмотря на отсутствие охранной системы. Это также в некотором роде связано с моим беглым обмороком на пороге в вечер моего приезда? Чего ещё я не знала? Трискелионы и Serch Bythol тоже были выгравированными заклинаниями, и если так, какой эффект они оказывали?

Из-за своих шор я пригласила Джесси внутрь. Эсте и Девлин оба запаниковали. Заставили меня отозвать приглашение. Я хотела знать, почему.

Видимо, Джунипер была ведьмой, причем Важной Шишкой среди здешних ведьм. И все верили, что я была семечком от этой шишки. Была ли?

Моя мать разделила нас всех невидимыми заборами, дабы продвинуться в той войне, которую она вела — войне, которая для меня была такой же невидимой.

Я хотела разразиться рыданиями, но не могла. Моё сердце превратилось в иней, а слёзы — в осколки льда.

Горевать по Джоанне Грей было намного проще, чем злиться на неё. Я ненавидела испытывать такие чувства. На крохотную долю мгновения я жаждала тех дней, когда могла почти ничего не чувствовать. Потому что прямо сейчас я больше всего чувствовала себя такой чертовски одинокой и разозлённой.

Один-единственный солдатик, окружённый невидимыми заборами.

***

Я не знаю, видела ли я когда-либо сны. Я определённо никогда их не запоминала. Возможно, бесчисленные тяготы жизни с мамой оставляли меня настолько измождённой, что я спала слишком глубоко, и Песочный Человек никогда меня не находил. А может, как только мой мозг включался, прагматичная Зо отчитывала: «Исчезни, бесполезный песок. Ты мне не приносишь прока. Нет времени на сны». Или, возможно, сны у меня тоже украли: Зо не может иметь магии, и ей также не разрешается видеть сны. Она может захотеть чего-либо. Стать настоящей живой персоной. Лучше резко и быстро пресечь такую возможность.

(Согласно поверьям, Песочный Человек сыплет заигравшимся допоздна детям в глаза волшебный песок, заставляя их засыпать; причём послушным детям он может принести добрые светлые сны, а непослушным — кошмары, — прим)

С тех пор, как я оказалась в стенах поместья Кэмерон, я не только видела много снов, но и сны мои были такими ясными, предоставляли такие осязаемые детали, что после пробуждения они ощущались неотделимыми от реальности, и эмоциональные нюансы отголосков снов цеплялись ко мне на протяжении дня.

Мне снилось, что я иду по лесу, какого никогда не видела, какого нигде не существовало. Приглушённое, первобытное место, где растущие на большом расстоянии деревья простирали голые ветки поздней осени, да такого раскидистого обхвата, что в кронах над моей головой они встречались с сумерками. Царила такая бархатная тьма, что я не могла бы видеть, если бы земля в лесу не была усеяна толстыми струями серебристо-жёлтых листьев, которые ярко сияли, словно озарённые фосфоресцирующими прожилками и венками.

Я чувствовала себя такой свободной, не связанной беспокойством или заботой, что бросалась в большие кучи светящихся листьев, вонзала руки глубоко в опавшие горки. Я делала «снежных ангелов» в листьях, я смеялась, я каталась. Я знала, что нахожусь в неком священном месте, и пусть я также понимала, что это незнакомое, дикое место, необузданное и непредсказуемое, я чувствовала, что здесь безопасно. По крайней мере, для меня.

Затем, когда я в очередной раз широко развела руки в стороны, я наткнулась под листьями на что-то, что среагировало на моё прикосновение, сдвинулось будто потревоженное, зарокотало в глубине своей груди.

Нечто живое.

Даже не видя, я знала, что это такое.

Не просто пёс, приятный компаньон для человека, а охотничья гончая, способная на величайшую хитрость и величайшую свирепость.

Я также знала, что до момента моего прикосновения зверь дремал. Крепко, возможно, на протяжении неизмеримого времени. Во снах концепции вроде вечности кажутся совершенно правдоподобными, и этот зверь ощущался для меня вечным.

Внезапно со сверкающей лесной почвы встала дюжина гончих, стряхивая с себя светящиеся листья; тёмные, волнообразные тени поднимались кольцом вокруг меня.

Лежать на спине — быть добычей. Поднявшись на колени, я переводила взгляд от гончей к гончей, прищурив глаза и оценивая. Друг или враг? Почему они дремали в этом лесу? Были ли они охотниками? Была ли я добычей?

Я рывком поднялась на ноги, принимая агрессивную стойку.

«Я грозная, — говорили мои глаза. — Я неукротимая. Не испытывайте меня».