Затем он растворился в толпе и ушёл. «Здесь, в Дивинити», — сказал он, выразительно отделив эту фразу от остального своего ответа, и у меня появилось чувство, что он очень тщательно подобрал слова, несущие в себе невысказанное предупреждение: «Но если вы нас покинете, все обещания теряют силу».

Я задумалась, не окажется ли решение уйти куда более проблематичным и чреватым опасностями, чем я себе представляла. Если Эсте права, и Дивинити был тем, от чего бежала мама, то мистер Бальфур мог запросто оказаться врагом, а не другом.

Я также гадала, вдруг то, что я почувствовала в ту ночь, переступив порог — «Ну само собой, все дороги ведут сюда» — было не первой настоящей правдой, которую я узнала.

Затем рука Эсте оказалась в моей, и она потянула меня на танцпол, смеясь и сверкая озорством в своих глазах.

— Идём! Я запросила песню. Ты должна потанцевать со мной. Я требую «без ограничений».

Мы делали это несколько раз в Индиане: по очереди заставляли друг друга слегка сходить с ума. «Без ограничений» означало, что мы танцевали самозабвенно, делали всё, к чему нас побуждала музыка. Без стиля, без метода, лишь безумие. Когда мы так делали, мужчины обычно думали, что мы лесбиянки, и этим вечером я испытывала плутовское желание бодро объявить: «Неа, просто ведьмы» и жутко захохотать.

— Я знаю эту песню? — спросила я, пока Эсте тащила меня через толпу.

— Не знаю, но тебе она понравится. И телохранители очистят нам хороший круг, так что мы сможем делать волны, — добавила она, смеясь.

Из динамиков клуба начал доноситься одиночный барабанный бой, размеренный и ведущий, и на меня он оказал такой же распаляющий эффект, как и ритм композиции Witches Reel.

— I am my mother’s savage daughter, — объявил сильный женский голос, когда Эсте начала танцевать.

Присоединившись к её смеху, я отдала всю себя, не переживая о том, кто что обо мне подумает. О да, я была свирепой дочерью своей матери. И я тоже не стану понижать голос.

(Эту песню исполняли многие, поэтому сложно сказать, какую именно версию подразумевала автор; вы можете послушать песню по запросу Savage Daughter или My mother’s savage daughter, — прим)

Я люблю музыку, и слова данной конкретной песни говорили со мной на таком глубинном уровне, что меня это ошеломило. Вот чего мне всегда не хватало. Своеобразного… земного мистицизма, который я почти могла чувствовать, но не совсем дотронуться, который маячил вне пределов моей досягаемости, но не совсем вне поля видимости. Незримый, но всегда ощутимый, даже для моей приглушённой, посаженной на поводок натуры. Я испытала восторг, увидев, что песня оказывает тот же эффект на всех женщин в клубе, и спустя считанные секунды танцпол переполнился исключительно женщинами, которые расправили плечи, тряхнули волосами, сверкнули гордостью и свирепостью в глазах. На несколько минут я так блаженно объединилась с такой неукротимой, сращённой женской силой, что это пьянило сильнее любого алкоголя, словно все мы наполняли кружку из общего котла боли, горя, испытаний и скорби и алхимией превращали это в тоник силы, радости, надежды и мощи.

Именно этим и занимаемся мы, женщины. С часа нашего рождения до часа рождения наших дочерей и до смерти наших бабушек и матерей мы прядём боль на наших прялках, превращая её в материю радости, ибо в чём смысл делать меньше?

Затем песня закончилась, и мир вернулся к его нормальному состоянию незнакомцев, расколотых самоотрицанием и обыденными заботами, и Эсте снова тащила меня через толпу, настаивая, что ей надо пописать, а мои телохранители расталкивали локтями толпу позади нас, стараясь не отставать.

Как и в «Тенях», в «Госсамере» было много боковых комнат, и мы понятия не имели, где туалеты, и в клубе было темно, поэтому Эсте начала открывать одну дверь за другой. У четвёртой двери она ахнула и застыла, разинув рот с таким выражением — шока, изумления и… похоти? — что я втиснулась в проём, желая увидеть то, что видела она.

Девлин.

О Боже, он разделся по пояс, его руки обхватывали красивую полуголую женщину, и он уткнулся лицом в её шею. Фигуристая брюнетка извивалась под ним, запрокинув голову в экстазе и постанывая. Я не считаю себя вуайеристкой, но зрелище двух великолепных людей, занимающихся сексом, практически гарантированно заворожит меня. Испытывая головокружение и внезапно запыхавшись, я уставилась, втиснувшись в узкий дверной проём вместе с Эсте.

В этот самый момент Девлин поднял лицо от шеи женщины, и я не совсем могла осмыслить, что происходит; я схватила руку Эсте, сжав слишком крепко, и просипела:

— Какого чёрта?

Девлин посмотрел прямо на меня, пылая глазами цвета жжёного янтаря, и я услышала, как он отчётливо говорит в моём сознании: «Я бы предпочёл, чтобы на её месте была ты, свирепая девушка. Но ты сказала "не сейчас", Зо-д'кай». И в моём сознании он произносил моё имя в той же экзотической манере, в которой он произносил его в машине, но оно было намотано на кулак стона мучительной похоти, и я задрожала, испытывая одновременно и горячку, и холод.

Затем он снова опустил свою прекрасную тёмную голову, и я смотрела, шокированная и возбуждённая, как он возвращается к своему занятию.

Эсте захлопнула дверь и развернулась, прислонившись к ней, тяжело дыша и прижимая ладонь к груди.

— Подожди, он…

— Тихо, — она резко отвернулась от двери. — В туалет, затем убираемся отсюда к чёртовой матери! Мы не говорим об этом, пока не окажемся дома, в уединённой обстановке, — гаркнула она через плечо.

Тупо кивнув, я пошла следом.

***

— Я всегда думала, что если увижу, как вампир пьёт чью-то кровь, то испытаю отвращение, — сказала Эсте, усевшись рядом со мной на кровать и скрещивая ноги. — Всё оказалось совсем не так.

— Девлин вампир? Его клыки были настоящими? — взорвалась я, взбивая подушки, чтобы подсунуть их себе за спину. Этот мужчина изначально был горяч как сам Аид, а теперь сделался ещё более интригующим для меня. Вампир? Серьёзно? Они существовали!

— Определённо настоящие. Ты когда-нибудь прикасалась к нему?

— Нет!

— Я не имею в виду секс с ним. Я имею в виду, прикасалась ли ты к нему вообще хоть как-то. Он был ледяным или тёплым? Это важно.

Я пожимала его руку, танцевала с ним, целовала его, чувствовала жар его ладони, прожигающий шёлк моей кофточки на пояснице. Хотела почувствовать намного, намного больше.

— Определённо тёплый. Но у него никогда раньше не было клыков. Я бы заметила.

Она напряжённо смотрела на меня.

— Как именно