Якун (Акун), достаточно взрослые, чтобы быть его послами в Царьграде. Были еще некий муж Володислав, Улеб, представленный послом его жены, и еще немалый список мужей. Они или полегли с князем, или бежали, потеряв лицо, и справедливо не упоминаются в летописи. Старшие дружинники Игоря, приносившие ему клятву верности и мести, полегли вместе с ним. Недавно «беспорточные» младшие дружинники могли оставить Игоря с «малой дружиной» родичей и советников лишь в том случае, если не присягали собственно князю, а объединялись под его началом в походах. В этом и была суть системы «призванной» власти: князь приходил «на стол» (кормление) в город со своей воинской «шайкой» (по выражению С.М. Соловьёва), как третейский судья обеспечивал местному союзу племен внутренний мир, а его воинам – поживу от зимнего полюдья по землям княжеских «пактиатов» – союзников по договору. «Пакт» дружинно-княжеской верхушки союзов племен ильменских словен, кривичей, полян, древлян, дреговичей и северян с князем в Киеве преследовал две цели: взаимно обеспечить безопасность важнейшего торгового пути «из варяг в греки» и временами объединять силы для большого грабительского похода. Но поход Игоря в 941 году провалился, а в 944 году не состоялся; обеспеченная договорами торговля лучше окупалась. Профессиональные дружины на Руси были, но Ольге они не подчинялись. Игорь личную дружину потерял, а вернувшиеся домой киевляне не были надежной опорой даже его кровным родичам (если они остались живы), не то что вдове-псковитянке из союза племен кривичей.

Вообще, кто такая была Ольга без мужа? Нет оснований сомневаться, что она была женой князя русского Игоря и, как положено жене, заправляла хозяйством на его дворе. Но была ли она единственной женой? Если это так, то Игорь радикально отличался от языческих князей Руси, о личной жизни которых мы знаем. Хотя бы несколько жен и несколько десятков наложниц были необходимы князю для поддержания авторитета сильного мужа среди русских дружинников и знатных мужей славянских племен. Возможно, еще одной женой князя была Предслава, посол которой в Царьград выступал третьим после посла Ольги. Однако у Предславы не обозначено сына, который на Руси делал женщину после смерти мужа «матерой вдовой», выполнявшей обязанности мужа при отсутствии в роде старших мужчин. Это не значило, что древнерусских мужей заботили права женщины. Право «матерой вдовы» на публичные действия (например, выступление в суде, вызов на судебный поединок) служило лишь защите прав наследника, будущего «мужа». То же касается и «жены Улеба» – если бы у нее был сын, именно посол от его имени представлял бы этого неизвестного нам, но видного на Руси человека. В роду Ольги мужчин, способных мстить, не оказалось. Однако ей было кого защищать.

О родных Ольги из Пскова мы ничего не знаем. Хотя уже Древнейшее сказание связывает ее с этим городом, Начальный свод указывает на него настойчиво, а «Повесть временных лет» подтверждает ее псковское происхождение. Дальше начинаются гадания.

Составитель Жития княгини (внесенной в русские месяцесловы как общероссийская святая только в XIV веке[136]) постарался развить столетие бытовавшую в летописании идею варягов-руси. «Святая великая княгиня Ольга, – писал он, – родилась в псковской («Плесковской») стране, в деревне под названием Выбуты. Отца имела язычника, также и мать некрещеную от языка варяжского; и от рода не княжеского, не из вельмож, но из простых была людей». Это указание довольно важно. Составитель Жития старательно собирал легенды об основательнице Русского государства, а знатное происхождение в его время играло очень важную роль.

Историки, проводившие исследование по его следам, обнаружили, что в деревне Выбуты, в 12 километрах выше по реке Великой от Пскова, сохранилось множество связанных с Ольгой топонимов, однако ясно, что возникли они уже после прославления великой княгини. Не свидетельствуют в пользу варяжского происхождения Ольги и археологические находки. Следов скандинавского влияния здесь не больше, чем в других районах Руси X века, где присутствовали княжеские дружины. Скорее можно говорить о влиянии западнославянском (пришлых словен на кривичей)[137]. Но кривичи, даже живя чересполосно с поселениями словен, сохраняли культурно-племенное своеобразие.

Составитель Типографской летописи в конце XV – начале XVI века, а вслед за ним составитель Пискаревского летописца XVI века сочли незнатное происхождение Ольги недопустимым и добавили к описанию ее брака с Игорем (по «Повести временных лет») важную деталь: «Некоторые же говорят, что Ольга была дочерью Олега»[138]. Вовсе уж не достоверная Иоакимовская летопись (известная нам в изложении историка XVIII века В.Н. Татищева) возвела Ольгу к роду легендарного славянского правителя Руси, старейшины Гостомысла: «Когда Игорь возмужал, оженил его Олег, выдал за него жену от Изборска, рода Гостомыслова, которая Прекраса звалась, а Олег переименовал ее и нарек в свое имя Ольга. Были у Игоря потом другие жены, но Ольгу из-за мудрости ее более других чтил». Указание на укрепленный центр кривичей Изборск, а не мирный кривичско-финский Псков, и на многоженство Игоря (характерное для первых князей Руси) придает этому сообщению некоторый оттенок достоверности. В отличие от фантастической истории, рассказанной в XVI веке составителем Степенной книги Сильвестром, который буквально открыл Житием княгини Ольги историю Руси по «степеням» – ступеням, состоящим из славных правителей.

Рассказ Степенной книги для нас – вовсе не исторический источник о княгине Ольге. Но на фоне полностью приводимых нами аутентичных источников он прекрасно показывает, как вольно и высокохудожественно толковали старинные русские авторы доступный им летописный и житийный материал. Здесь язычница Ольга предстает воплощением христианской добродетели:

«Когда еще совсем юный Игорь был в Псковской земле – рассказывают некоторые дивное сказание (имеется в виду Житие. – А. Б.) – однажды тешился он охотой и увидел на той стороне реки хорошую добычу; и не мог он перейти на ту сторону реки, потому что не было лодки. И увидел он, что кто-то плывет по реке в лодке, и позвал он лодочника к берегу, и велел перевезти себя за реку. И когда плыли они, взглянул Игорь на гребца того и увидел, что это девица – а это была блаженная Ольга – совсем юная, красивая и отважная. Он никогда ее раньше не видел, и вид ее поразил его – а ведь сказано в Писании: “Похотливые очи зарятся на запретное”. И разгорелась в нем страсть, и обратился он к ней с бесстыдными словами. Она же поняла коварство этих непристойных слов и, пресекая его непристойные речи, не как юная, но как умудренная зрелым умом, сказала, обличая его: “Зачем напрасно позоришь себя, о князь, склоняя меня на срам? Зачем, думая о неподобающих вещах, постыдные слова произносишь? Не обольщайся, видя меня, молодую девушку, совсем одну, и не надейся – не возьмешь меня силой. Хоть я неученая, и очень молодая, и проста нравом, как ты видишь, но я понимаю, что ты обидеть меня хочешь и говоришь непристойные слова, которых я и слышать не хочу. Лучше подумай о себе, откажись от своего