Я взял лист бумаги, по памяти набросал виденный мной в монастыре план.

– Степа, не упомнишь ли такого?

Степа повертел в руке нарисованный план.

– Ничего не измыслю. Эй, Федор, ступай сюда.

Старый писец подошел к столу.

– Посмотри-ка на план. Где чего-нибудь похожее есть на старой карте?

Писец посмотрел на план, ткнул пальцем в карту:

– Вот это место.

Мы со Степаном уткнулись носами в карту. Похоже, очень похоже. Писец подал голос:

– Карта из подвала неточная – огрехов в ней много, а место точно это.

– На плане покажи.

Писец ткнул пальцем. Твою мать, час от часу не легче: он указывал пальцем недалеко от моей деревни – в пяти верстах, но на моей земле.

– Ты не ошибаешься, Федор? Это моя земля, деревня в другом месте.

– А посмотри на старой карте – там владение князя Лосевского раньше было, сказывают – князь в Литву съехал. Правда, лет тому минуло много, даже не упомню.

– Спасибо, Федя!

К неудовольствию Степана, я сунул писцу еще одну полушку.

– Степа, а старую карту забрать можно? – Степан потерзал бороду:

– А бери. Все равно ею пользоваться нельзя, а без дела она в подвале сгниет или мыши поточат.

Я свернул карту в рулон, тепло попрощался со Степаном и вышел. Теперь я знал, откуда начать поиски.

Дома я развернул карту и стал ее изучать. Да, изгиб реки похож, но это еще не факт. За сто пятьдесят лет река могла постепенно изменить русло, или древний картограф – обычно из монахов – мог неточно нанести изгибы реки, ведь тогда не было системы координат, все рисовалось приблизительно, от руки. Да, собственно, большой точности и не требовалось – одна-две-три версты меньше или больше – какая разница?

Хорошо, предположим – условно, конечно, что река и участок земли рядом с ней – мои. Так ведь участок велик, весь не перероешь. Да и надо ли рыть? Ну, была когда-то здесь усадьба князя Лосевского, но сейчас-то на моих землях никакой усадьбы нет. И еще вопрос: почему настоятель решил, что манускрипт зарыт в земле, а не увезен князем в Литву? Если он имел какую-нибудь ценность, зачем его было оставлять здесь – логичнее взять с собой. Или опасался, что порубежники наши отберут или в дороге случится беда вроде нападения разбойников. Но и сейчас разбойников на дорогах хватает – ни один купеческий караван без охраны не ходит, а уж в те времена – и подавно. А чего им не злодействовать – дороги никем не охраняются, специальной службы, вроде полиции, не существует.

На такой случай в Правде прописано – поймал разбойника за мерзким промыслом – повесь при дороге в назидание другим. Только татям никак не назидается, легким кажется разбойничий хлеб.

И вдруг мне вспомнился заброшенный колодец, куда я угодил прошлым летом. Хороший колодец, камнем выложен – не бревенчатый. Был бы сруб деревянный – сгнил бы за это время, запросто мог осыпаться, осесть, похоронив меня. А ведь это идея, надо завтра же проверить. А что я проверю? Ну, найду я фундамент дома. И где искать этот манускрипт?

А вдруг колодец – и не колодец вовсе? Что-то я не слышал, чтобы раньше на Руси колодцы каменные делали. И к тому же колодец был сухой. Понятно, что он давно заброшен, земли там полно, но все равно в нем должно быть хотя бы сыро. Стенки на известковом растворе, прочные – я нож между камнями воткнуть не мог. И еще – колодцы делают в низких местах, к водоносным горизонтам поближе, дабы глубоко не копать. А развалины и колодец, насколько я помню, на пригорке. Точно, там поискать надо.

Возьму завтра с собой Федьку, а то он от пьянки опух уже, пусть похмеляется с лопатой. Еще веревки нужны – спускаться, фонарь масляный. О, еще мешок, чтобы землю из колодца вытаскивать. Пожалуй, все. Если чего и не хватит, деревня моя рядом, там можно будет взять.

Решив так, я со спокойной совестью лег спать.

Первым делом утром я кликнул Федьку. Глядя на его взлохмаченную шевелюру и заплывшие глаза, я подумал про себя, что три дня отдыха – многовато для холопов.

– Так, Федор, бери лопату, мешок попрочнее – наверное, конопляный, несколько веревок и фонарь.

– Ты чего… ик… боярин… ик.

– Перестань икать, иди – пива выпей. Сейчас по делу поедем, а на тебя смотреть нельзя – вытошнит.

– Извини, боярин.

Федька ушел. Заявился он через полчаса, походка была неустойчивой.

– Ты что, напился?

– Нет, боярин. – Федька перекрестился. – Ты же пива разрешил, вот на вчерашнее и легло.

Дух от Федьки шел тяжелый, выдохнет – муха на лету умрет. Ну, ничего, сегодня поработает, пропотеет – поймет, что пить тоже надо умеючи, меру знать.

Мы оседлали лошадей, выехали.

– Куда хоть путь держим, боярин?

– В деревню.

– Чего искать будем, вроде поздновато.

– С чего решил?

– А что еще в деревне лопатой делать можно?

– Увидишь.

Федька обиженно замолчал, сопел только.

Доехали до моей земли. Вроде где-то справа пригорок небольшой должен быть. Я вертел головой, пытаясь вспомнить.

– Чего ищешь?

– Федь, ты помнишь – о прошлом годе в колодец старый я угодил?

– Как не помнить, как вчера было.

– А место запомнил?

– А то! Вон осины стоят – аккурат за ними.

Мы повернули, проехали осины. Да, вроде здесь со мной случился казус. Я уже перенес ногу на левое стремя, собираясь спрыгнуть на землю, затем остановился и посмотрел вниз. Вот была бы умора, угоди я в тот же колодец еще раз.

Мы походили по пригорку, наткнулись на фундамент стоявшего здесь когда-то здания. Начали описывать круги вокруг него, и тут Федька заорал:

– Нашел!

Я подошел к нему – и в самом деле, передо мной зияла дыра колодца. Это был именно он – стены были обложены камнем. Сомнительно, что где-то рядом может быть еще один такой же.

– Так, Федя. Привязываем веревку, ты спускаешься, начинаешь копать, а я вытаскиваю мешком землю.

– Боярин, я же больной!

– Сейчас и вылечишься.

– Не дело боевому холопу землю копать, на то смерды есть – вон, деревня рядом.

– Дело тайное, Федя. О том знать никто не должен – даже твои сотоварищи. Понял?

Федька привязал один конец веревки к камням, другой конец сбросил в колодец, туда же кинул мешок и лопату.

– А может, я буду землю поднимать?

– Это значит – боярин землю копать будет, а ты на ветерке прохлаждаться?

– Тоже верно.

Федька, кряхтя и матерясь сквозь зубы, полез в колодец. Вскоре послышались удары лопаты о землю, потом веревка дернулась: