социальной жизни примерно с 1830 г. Вне Британии период французской революции и ее войны вызвали сравнительно небольшое движение, за исключением США, которые сделали скачок вперед после своей войны за независимость, удвоив обрабатываемые площади к 1810 г., увеличив количество судов в 7 раз и в общем демонстрируя свои будущие возможности. (Не только хлопкоочистительная машина, но и пароход, первое усовершенствование производства на сборочном конвейере, мукомольная мельница Оливера Эванса на конвейерной ленте — все это изобрели американцы в данный период.) Основы большинства изобретений для более поздней промышленности, особенно тяжелой индустрии, были заложены в Европе, но не многие из них дожили до конца войн, которые повсеместно вызвали кризис. В целом период с 1815 по 1830 г. был неким шагом назад, а в лучшем случае — медленным восстановлением. Государства вкладывали свои деньги в наведение порядка, что было нормально при строгой дефляции. (Русские в 1841 г. не делали этого.) Промышленность была охвачена кризисом и не выдерживала соревнования с иностранными государствами. Американская хлопкоперерабатывающая промышленность терпела убытки. Урбанизация шла медленно, до 1828 г. сельское население во Франции росло так же быстро, как и городское. Сельское хозяйство в Германии находилось в упадке. Никто из обозревателей экономического роста этого периода, даже не принимая в расчет значительный экономический рост Британии, не испытал бы пессимизма, но не многие из них могли утверждать, что какая-либо страна, кроме Британии и, возможно, еще США, находилась уже на пути к промышленной революции. Наглядным примером новой промышленности, не считая Британии, США и Франции, являлось наличие паровых двигателей, паровозов, но в 1820-х гг. их было ничтожно мало.

После 1830 г. ситуация стала резко меняться, так что к 1840 г. предметом серьезного обсуждения в Западной Европе и кошмаром политиков и администрации стали характерные социальные проблемы индустриализации: новый класс — пролетариат, бесконтрольная головокружительная урбанизация. Количество паровозов в Бельгии удвоилось, а их мощность утроилась, с 1830 й по 1838 г. с 354 (11 тыс. л. с.) до 712 (30 тыс. л. с.). К 1850 г. в маленькой, но теперь уже высокоиндустриальной стране насчитывалось около 2 300 паровозов мощностью 66 тыс. л. с.{133}, и было добыто 6 млн тонн угля (почти в 3 раза больше, чем в 1830 г.). В 1830 г. в бельгийской угледобывающей промышленности не было ни одного акционерного общества, а к 1841 г. почти половина угледобычи производилась такими компаниями.

Не стоит пытаться определить точно, когда в таких странах, как Франция, германские государства, Австрия или какая-либо другая страна, в течение этих 20 лет зародилась современная индустрия: Круппы в Германии установили свой первый паровой двигатель в 1836 г., первая коксовая печь была установлена в знаменитом чешском сталеплавильном центре Витковичи в 1836 г. первые шахты великого Рурского угольного бассейна были прорыты в 1837 г., а в Ломбардии в 1839–1840 гг. был запущен первый прокатный стан Фалька. Всюду почти одновременно, исключая Бельгию и, пожалуй, Францию, — период настоящей всеобщей индустриализации наступил только после 1848 г. С 1830 по 1848 г. возникли промышленные районы, знаменитые промышленные центры и фирмы, чьи имена известны с тех пор и поныне. Оглядываясь на 1830-е гг., мы понимаем, что означала та атмосфера возбуждения, вызванного техническим экспериментом, неудовлетворенности, побуждавшей к введению новшеств на предприятиях. Это означало открытие американского Среднего Запада, но первая механическая жатка Сайруса Мак-Кормика (1834 г.) и первые 78 бушелей пшеницы, отправленных из Чикаго на восток в 1838 г., запомнились из-за того, что после этого началось в 1850 г. В 1846 г. фабрику, которая рискнула выпустить сотню жаток, можно было поздравить за смелость: «Трудно было найти группу людей с достаточной смелостью и энергией, чтобы начать предприятие по созданию жаток, и так же трудно убедить фермеров попробовать убирать зерно при помощи этих жаток или благосклонно относиться к этому нововведению»{134}. Это означало систематическое строительство железных дорог и предприятий тяжелой индустрии в Европе и революцию в процессе инвестиций; и если бы братья Перейра не стали великими авантюристами промышленного финансирования после 1851 г., тогда нам бы следовало уделить некоторое внимание изобретению контор ссуживания и одалживания, где промышленность будет одалживать у всех капиталистов на самых выгодных условиях через посредничество «богатейших банков, действующих как гаранты», и такая ссуда была напрасно предоставлена новому французскому правительству в 1830-х гг.{135} Так, в Британии производство товаров народного потребления — в основном текстиля, а также некоторых продуктов питания — привело к бурному росту индустриализации, а основные предметы производства — железо, сталь, уголь и т. д. — были уже более важны, чем в первые годы британской промышленной революции: в 1846 г. 17 % бельгийского производства выпускало главные товары, тогда как в Британии — примерно 8–9 %. К 1850 г. ¾ бельгийских промышленных паровых двигателей применялись в шахтах и металлургии{136}. Если рассматривать Британию, общее число новых промышленных предприятий — фабрик, кузнечных цехов или шахт — было довольно невелико, а вокруг них множество дешевых домашних производств с отсталой технологией, с договорным трудом, и число их увеличивалось из-за того, что фабрики и рынки испытывали в них необходимость, а при последующем развитии фабрик и рынка в них отпала необходимость, и они перестали существовать. В Бельгии (1846) общее число рабочих на шерстяных, полотняных и хлопковых фабриках было соответственно 30, 35 и 43, в Швеции (1838) общее число рабочих на каждой текстильной фабрике было от 6 до 7 человек{137}. С другой стороны, имелись признаки того, что в Британии концентрация производство намного выше, чем там, где промышленность стала развиваться позже, иногда являясь промышленным центром, окруженным сельскохозяйственным производством. Там использовался опыт новичков индустриализации, основанный на более развитой технологии, и зачастую они получали более значительную поддержку от правительства. В Богемии (1841) ¾ всех хлопкопрядильных фабрик использовали труд 100 рабочих; и почти половина из 15 фабрик имела более 200 рабочих каждая{138}. (С другой стороны, все ткацкие предприятия до 1850-х гг. работали на разных станках.) Это явление было даже больше распространено в тяжелой индустрии, которая теперь выдвинулась вперед, в Бельгии на среднем литейном заводе (1838) работали 80 рабочих, на средней бельгийской угольной шахте (1846) — около 150 человек{139}, уже не говоря о промышленных гигантах, как Кокериллы из Серейна, на которых работали 2 тыс. человек.

Промышленный пейзаж, таким образом, напоминал каскад озер, усеянных островами. Если мы представим, что страна — это озеро, промышленные центры будут островами на этих озерах, сельскохозяйственными комплексами (такими, как сеть деревень с мануфактурами, характерными для центра Германии и Богемских гор) или индустриальными районами; текстильными городами, такими как Мульхауз, Лиль или Руан во Франции,