Грабов потянулся к оружию, но ни автомата, ни пистолета, ни даже ножа не было на месте. Ганзеец сел, потирая лоб и виски – голова раскалывалась. Но даже нестерпимая боль не смогла заглушить страх смерти. Грабов понимал, что пришел его конец, однако сдаваться было не в традициях бравого ганзейского сталкера, и он отчаянно искал выход из безнадежной ситуации.

– Вот и все, – сказал Фольгер, извлекая из кобуры «стечкин». – Я с удовольствием резал бы тебя по кусочкам и прижигал раны, чтобы длить твою агонию до бесконечности, но Ева умерла счастливой – значит, не мучилась. Поэтому и я убью тебя быстро.

– Это не я, – прохрипел Грабов, – это не я сделал, Феликс, не я ее убил, клянусь тебе.

– Неужели? А кто?

– Это Крот, тот, который застрелен был…

– А кто тогда убил его? – спросил Фольгер, целясь в лоб Грабову.

– Я! Я его убил… пожалуйста, Феликс…

– Это тебя совсем не оправдывает, – указательный палец Фольгера лег на спусковой крючок.

Грабов почувствовал, как внутри него все индевеет. Цепляясь за последнюю возможность выжить, он выпалил дрожащим голосом:

– Ты поступаешь бесчестно! Дай мне нож, и разберемся один на один, как мужчины!

– Не тебе, гнида, рассуждать о чести, – вымолвил Фольгер трясущимися губами и выстрелил.

Грабов успел вскинуть руку. Пуля пробила ладонь и раздробила лобную кость.

Последнее, что услышал ганзеец, – собственный голос:

– Нет!!!

* * *

Станция Добрынинская встретила команду Фольгера гробовой тишиной. Где-то за сорок минут до этого Кухулин выскочил из одного туннеля, молниеносно преодолел платформу и скрылся в смежном туннеле. Стало понятно, что в перегоне между Добрынинской и Октябрьской решится судьба Игр. Так оно и вышло.

Толпа молча переваривала случившееся, ибо поражение команды ганзейцев во главе с легендарным Алексеем Грабовым стало для большинства полной неожиданностью.

Фольгер, а следом Ленора и Кухулин не проследовали в сторону Павелецкой, а поднялись на платформу. Перешептываясь, люди расступались перед троицей, которая, ни на кого не обращая внимания, шла в сторону перехода на станцию Серпуховская.

– Мы поздравляем победителей Пятых Ганзейских игр! – чиновник в сером джемпере преградил дорогу идущим. – Победа Четвертого Рейха стала для всех неожиданностью! Но спорт, как говорится, есть спорт…

– Отойди, дядя, – устало произнес Фольгер, отодвинув чиновника в сторону, – мы уходим.

– Куда? – удивился тот. – Вы должны замкнуть круг, прийти на Павелецкую и получить призы.

Феликс остановился, повернулся лицом к ошарашенным болельщикам, тяжело вздохнул и сказал:

– Я должен сделать заявление. Мы не из команды Четвертого Рейха. И эти двое никогда ни к какому Рейху не принадлежали. Четвертый Рейх не участвует в Ганзейских играх, пора бы давно уже выучить это. И Кольцо замыкать мы не собираемся, и победителей в ваших Играх нет, есть только побежденные. И так было всегда. А чтобы победить – нужно не играть, нужно стать отступником. В общем, долго объяснять. Скажу одно, чтоб вы все уразумели: мы вас нае…

Не закончив фразу, Фольгер устало махнул рукой и вместе со своими спутниками скрылся в переходе, а люди еще долго недоуменно переговаривались, так и не поняв, что же произошло.

Главный менеджер не умел проигрывать. Любое, даже самое безнадежное дело он мог свести как минимум вничью. Наверное, за это и ценил его председатель Ганзы и Совета Директоров Логинов. Однако даже могущественнейший человек Кольцевой линии находился в глубоком заблуждении относительно талантов этого невзрачного на вид администратора. Главный менеджер был отличным тактиком… и абсолютно никаким стратегом. Он сам это прекрасно понимал. Любая стратегия в умирающем метро – безнадежна, ведь каждый день нужно решать тактические задачи выживания, не заглядывая слишком далеко вперед. И плевать, что там думает председатель Логинов и все остальные члены правления.

Вот и сейчас ганзейский босс, сидя в удобном мягком кресле и барабаня холеными пальцами по прозрачной столешнице, наблюдал за снующими по миниатюрным коридорчикам из оргстекла голыми землекопами и размышлял, какие плюсы можно извлечь из сложившейся ситуации. Сзади, за левым плечом, стоял секретарь.

– Значит, они сумели пройти сквозь глаберов и уничтожить группу Алексея Грабова, – задумчиво произнес Главный менеджер. – Жалко зверушек, мутантиков ведь не один год растили…

– Этого не смогли даже проклятые коммунисты с Красной Линии, – заметил секретарь.

– Еще бы, ведь мы подсунули им фальшивый крем, – Главный менеджер криво усмехнулся, повернув голову в сторону собеседника, – это ваша идея, Велислав Андарбекович. Я бы сказал, блестящая идея: спровоцировать ложную утечку информации, на которую повелись лучшие разведчики краснолинейцев.

Мужчина в клетчатом пиджаке, с лицом, чем-то напоминающим морду очень умного сурка, застенчиво улыбнулся, но ответил не без гордости:

– Я всего лишь скромный советник при гениальном руководителе.

– Ну да… ну да… – как бы нехотя согласился ганзейский босс. – Вы расшифровали бредни шпионов Полиса? Что там агент Спица прислал этому чудаку, Верховному Хранителю Книг?

– Разумеется, – сказал секретарь, – глупцы из Полиса полагают, что, общаясь по телефону на санскрите с элементами эзопова языка, они могут скрыть от нас смысл своих сообщений.

– И что там?

– Очевидно, Верховный Хранитель считает некоего Кухулина, прибывшего из-за МКАДа, избранным и желает использовать его в своих гнусных целях.

– А что думаете вы? – спросил Главный менеджер.

– Я не считаю, что он избранный, его ведь никто не избирал, – секретарь хитро улыбнулся. – Но, полагаю, пришелец определенно обладает сверхспособностями и может нам пригодиться. Сейчас он с группой направляется в сторону Полиса через станцию-призрак, через Полянку. Прикажете послать спецназ?

– Ни в коем случае, – сказал ганзейский босс, – с ними нужно по-другому. Никаких кнутов, только пряники… только пряники… да…

– Предложить им гражданство Кольцевой линии? – с сомнением произнес человек с лицом сурка. – Если они не захотели заканчивать Игры, отказались от победы, то вряд ли их искусят какие-либо преференции.

– А было бы здорово… – Главный менеджер мечтательно сощурился. – Только представьте, господин секретарь: команда Четвертого Рейха, выигравшая Пятые Ганзейские игры, просит политического убежища у Содружества Станций Кольцевой линии. Это прогремело бы на все метро.

– Была бы неплохая, так сказать, пиар-акция, – согласился секретарь, – но нам доложили, что Фольгер, Кухулин и эта… девчушка… запамятовал имя, участвовали на стороне Четвертого Рейха по подложным документам.