– Такие биотехнологии применялись лет пятьдесят назад. Потом от этой методики отказались и перешли к так называемой дрейфующей системе, когда имплантированные клетки вводятся не хирургически, а через кровеносную систему, а затем разносятся кровотоком по всему организму, сохраняя, впрочем, все требуемые качества и при этом не будучи опознаны иммунной системой организма-носителя как чужеродные. Именно последнее и было самой сложной проблемой, но ее, к счастью, успели решить до появления феномена спонтанной деструкции. Гормоны же, как вы, вероятно, знаете,– это главный биохимический управляющий обменных процессов. Управляя гормональным фоном, можно добиться фантастических результатов. Например, остановить процессы старения. И более того, запустить его в обратном направлении. Но этот механизм чрезвычайно сложен. Мельчайшая неточность ведет к необратимым последствиям, не менее опасным, чем попытка вмешательства в базовый человеческий геном. Кстати, майор, вы знаете, почему такие попытки были запрещены?

– «Ифрит»? – предположил я.

– Нет. Запрет был введен за десять лет до того, как было зарегистрировано первое проявление «ифрита». Причина – в непредсказуемости последствий. Человек – безукоризненно сработанная система. Любое сколько-нибудь заметное вмешательство, попытка внести в геном дополнительные полезные свойства, наследуемые потомками, скажем, усиленный слух или обоняние, приводила к серьезным нарушениям других функций.

– Почему? – спросил я.– Ведь есть люди, которые видят в три-четыре раза лучше, чем большинство. Например, мой напарник майор О' Тулл. И с другими функциями, насколько мне известно, у него тоже полный порядок.

– Правильно,– согласился доктор Сунь.– Когда работает Природа, всё нормально. Поскольку изменяется не отдельный участок хромосомы, а весь геном целиком. Существует естественный механизм, поддерживающий баланс. Но нам этот механизм, к сожалению, неизвестен.

Однако вернемся к гормонам. Семнадцать лет назад в одной из индийских лабораторий был создан вирус, способный, если можно так выразиться, законсервировать общий гормональный баланс.

– Прошу прощения, доктор, но разве содержание гормонов в крови – постоянная величина?

– Нет, конечно. Речь идет не о текущем содержании в крови того или иного гормона, а о стабилизации работы клеток, этот гормон выделяющих. К сожалению, иммунная система этой заботы «не понимала» и преспокойно уничтожала измененные вирусом клетки. Понадобилось еще три года, чтобы решить эту проблему. Но нам это удалось. Правда, процедура это чрезвычайно дорогостоящая, но зато на выходе мы получаем человека с многократно усиленными иммунными функциями и, по предварительным данным, не подвластного возрастным изменениям. Вам понятно, что это означает, майор?

– Пожалуй. Можно вопрос, доктор Сунь?

– Разумеется.

– Когда вы сказали, что сумели решить проблему, что имелось в виду?

– То, что я сказал. Мы решили проблему.

– Каким образом?

– А как, по-вашему, решают научные проблемы, майор? Головой и руками.

– То есть вы занимались научными разработками по генной инженерии?

– Да,– не стал вилять доктор Сунь.– Мы это делали, майор. И делаем сейчас. Строго контролируя ситуацию, разумеется, но делаем. Иногда приходится идти на определенные отступления от правил ради стратегических интересов.

«Ну ты и гад!» – подумал я.

– Танимура-сан, это правда?

– Да,– кивнул Хокусай.– Это правда, Артём.

– И вы мне так просто это говорите? А если я пожелаю обнародовать эту информацию?

Хокусай испепелил меня взглядом, а Сяо Сунь опять захихикал.

– У вас все офицеры такие свободомыслящие, Танимура? – осведомился он.

Хокусай промолчал. Я видел, что он с трудом сдерживает гнев, но мне было наплевать. Я столько лет боролся с теми, кто провоцирует «ифрит», а теперь мне сообщают, что главным преступником является сам «Алладин».

– Вам никогда не говорили, майор, о том, где лучше прятать лист?

– В лесу,– буркнул я.

– Загляните на информационные узлы тех, кто обличает наш Комитет, и вы убедитесь, что на каждом нас обвиняют именно в запрещенной научной деятельности. Причем эти обвинения порой выглядят довольно убедительно. А знаете, почему?

– Потому что это правда.

– Потому что мы сами их составляли. Разве вас не учили в русской военной академии, майор, что самая сложная задача – не добыть информацию, а определить степень ее достоверности. В сети есть всё. Все секреты всех государств и сообществ. Во всяком случае, там есть все данные, позволяющие узнать правду. Более того, мы знаем, что можно взломать любую защиту любой информации. Это всего лишь вопрос времени и квалификации. Но как определить, что лежит за взломанной дверью: истина или фальсификация? А теперь скажите мне, майор, зачем в таком случае вообще ставить защиту?

– Чтобы выявить факт проникновения,– сказал я.– Доктор, я не намерен сливать информацию в общую помойку. Но если я поделюсь ею с моими соотечественниками, думаю, мне поверят…

– …И попросят вас держать язык за зубами,– перебил меня Сяо Сунь.– Россия – наш естественный союзник на мировом поле.

– В борьбе с кем?

– С Китаем, разумеется. В настоящий момент именно Китай активнее других претендует на мировое господство.

– Вы считаете, что это плохо? Вы же китаец, доктор Сунь.

– Прежде всего я – сотрудник Международного координационного Центра по исследованию проявлений феномена спонтанной деструкции. Так же, как и специальный координатор Хокусай. Так же, как и вы, майор. Мы защищаем интересы не отдельного государства, а всего человечества. Всего вида хомо сапиенс.

– Хомо сапиенс сапиенс,– уточнил я. Все-таки я сын археолога с мировым именем.

– Да, верно,– согласился Сяо Сунь.– Интересы нашего человеческого вида. И чтобы мы могли это делать, мы должны иметь возможность принудить то или иное государство к выполнению наших требований…

– …Требований Мирового Сообщества,– уточнил я.

– Заткнись,– сказал Хокусай.– И слушай.

– Вы любите свою страну, майор? – спросил доктор Сунь.

– Разумеется. Как можно не любить родину?

– Можно, майор. Уверяю вас: даже в вашей прекрасной стране найдется множество граждан, которые родину не любят. А лет сто назад таких граждан было в десятки раз больше. А еще через сто лет, вполне возможно, их снова станет больше. И это, скорее всего, будет совсем не та страна, в которой вы родились. Мир меняется, майор, и меняется очень быстро. Пройдет сто лет – и ваша родина изменится радикально. Вот увидите!

– Это вряд ли,– заметил я.– Сто лет я не проживу.

– Проживете,– сказал доктор Сунь.– Если, конечно, не умрете насильственной смертью. Вы имеете все основания на это рассчитывать. Так же, как я. Да, майор. И я – тоже. Потому что двенадцать лет назад мне тоже сделали аналогичную операцию. Правда, в отличие от вас, я не испытал никаких негативных ощущений, и, признаться, очень этому рад. Мой организм не так крепок, как ваш. А теперь скажите мне, майор, как вы думаете, почему мы, управляющий совет, решили подарить вам бессмертие?