– А я представляла вас совсем другим, Артём,– сказала моя будущая «приемная бабушка», сопровождая свои слова обворожительной улыбкой гало-дивы.

– Выше ростом?

– Нет. Загадочнее. Таинственнее. Вы ведь сотрудник самой могущественной организации Земли. Андрей много хорошего о вас говорил…

Ну надо же! Андрей! Это моего деда – Андреем. «Много хорошего…» Как бы не так! В первые два года после моего ухода в «Алладин» дед меня иначе как «этот предатель» не называл.

– Польщен! – холодно произнес я.– О вас, Валентина Сергеевна, он тоже много хорошего говорил.

– Правда? Надеюсь, Артём Алексеевич, вы не думаете, что я коварно соблазнила вашего деда, подчинила его своей воле и теперь вожу на поводке?

– Его подчинишь, как же! – фыркнул я.

На поводке! Африканского носорога легче на поводке водить.

– Тогда перестаньте смотреть на меня, как солдат на вошь! – решительно потребовала дочка вице-адмирала.– И улыбайтесь, черт возьми, потому что ваш дедушка через три минуты будет здесь, и он будет очень огорчен, если мы с вами не поладим. А я, черт возьми, очень не хочу его огорчать, потому что он, черт возьми, мне очень нравится, ясно?

– Так точно, сударыня! – я вытянулся по стойке смирно и даже слегка прищелкнул каблуками.– Разрешите вопрос?

– Разрешаю.

– Вы не могли бы, сударыня, меньше чертыхаться?

– Нет, майор. Этикет не позволяет мне употреблять более крепкие выражения.

– Тогда позвольте еще один вопрос?

– Да, майор?

– А я вам нравлюсь?

Я был одарен совершенно обольстительной улыбкой.

– Ваш смокинг вам очень идет, Артём Алексеевич. Очень идет, особенно если учесть, что его моделировали виртуально.

– Вы и это знаете, Валентина Сергеевна?

– Разумеется, Артём Алексеевич. Ведь это я его и моделировала. По голограмме из вашей медицинской карточки, полученной от вашего дедушки.

«Ну дед! Ну старый… Нет слов!»

– Должна признать,– продолжала между тем невеста Гривы-самого-старшего,– эта работа доставила мне большое удовольствие. У вас идеальное сложение для моделирования одежды.

– Неужели только для моделирования? – осведомился я.

– Не только. Наверное, для гимнастики – тоже.

– А еще я могу голыми руками шею свернуть,– проворчал я.

На этой оптимистической ноте процедура нашего знакомства закончилась, потому что появился дед, чмокнул невесту в щечку и громогласно осведомился: почему перед домом стоит вертушка, а не указанный им наземный экипаж.

Начальник дедовой охраны что-то попытался возразить, но его протест был безжалостно растоптан, и в клуб мы поехали на старинном бронированном лимузине. Дед шиковал. А вертушки охраны летели над нами на «обусловленной» высоте, составлявшей для Петергофа сто десять метров. Начальнику дедовой охраны я очень сочувствовал. Он сидел рядом с шофером, за переборкой, и время от времени бросал на меня через зеркало заднего вида воистину собачьи взгляды. В случае «внештатной ситуации» он мог рассчитывать только на себя и на меня. Болтавшиеся в небе вертушки были оборудованы по высшему уровню оборонительной техники, но, увы, для защиты тех, кто находился внутри, а не для патрульного сопровождения.

Впрочем, доехали мы благополучно. Россия – не Америка. У нас политиков «убивают» только фигурально.

Императорский клуб – на четвертом этаже. Встречали нас у входа. Не успел допотопный дедов броневик подкатить к воротам, как вдоль дорожки шпалерами выстроилась местная обслуга. Все гнулись и приплясывали, метя фольклорными бородищами алый ковер под нашими ногами. За обслугой, на положенном, впрочем, удалении, теснилась свора репортеров с камерами прямого включе-ния.

Дед не шел – шествовал. Вальяжно улыбался, приобнимал за обнаженные плечики сияющую Валентину, благосклонно кивал лебезящей обслуге. Меня от таких помпезностей тошнило – должно быть, я в батьку пошел. К счастью, в этой суете я успел смешаться с телохранителями и укрылся за их широкими спинами. Дед несколько раз величаво поводил головой – оглядывался, меня искал. Но не зря меня еще в Школе обучали искусству скрадывания и слежки. Я возник рядом с ним только тогда, когда позади закрылись роскошные двери, отсекая папарацци и прочую неблагородную публику. В сам клуб представителей СМИ не пускали. Разве что таких, как дочка вице-адмирала Караваева. Дедовых телохранителей, кстати, тоже оставили снаружи. Тут своя охрана. Сверхнадежная, сплошь офицеры ФСБ. По пути к лифту деда от его невесты оттерли. Директор клуба, вице-директор, еще какие-то шишки…

Валентина, впрочем, субординацию понимала, приотстала, взяла меня под руку:

– А вы, я вижу, не любите публичных мероприятий, Артём Алексеевич?

– Я их избегаю, Валентина Сергеевна.

Должен признать, девушка чертовски хороша. Шейка, плечи, грудь… Кожа упругая и гладкая, как у настоящей афро, и при этом абсолютно белая. Подобная иногда бывает у рыжих зеленоглазых девушек. У сестренки моего напарника, например… В наших великосветских кругах такая белизна в последнее время вошла в моду. Но поскольку моя будущая бабушка была кареглазой брюнеткой, то ей наверняка пришлось прибегнуть к услугам косметолога.

– Вам не нравится мой парфюм, Артём Алексеевич?

– Почему вы так решили?

– Потому что вы от меня все время отодвигаетесь.

Тут, к счастью, мы вошли в лифт, и разговор естественным образом прервался.

Стол нам накрыли в Красном зале, втором по значению в здешней табели о рангах. Выше – только Белый, для августейших особ.

Меня усадили справа от деда, между ним и Валентиной. Как будто это не он, а я – жених.

За одним столом с нами оказались еще пятеро: двое мужчин и три женщины. Мужчин я знал: одного – лично: тайный советник дядя Коля; другого – заочно: лидер Монархической партии Польши и Украины Грищенко-Жолотовский. Толстый, усатый, похожий на немецкого бюргера-пиволюба средней руки. Оба были с супругами, донельзя светскими многократно омоложенными дамами, а Грищенко в придачу к супруге имел еще и племянницу: розовощекую девушку с пухлыми губками шестнадцатилетней и наивно-порочными глазищами искушенной фрейлины. Девушку звали пани Галиной, и она с ходу нацелилась на меня. Возможно, ее именно для этого и привели. Терпеть не могу таких вот девушек из высших слоев, фальшивых, как отпечатанные в Гонконге иранские акции. Впрочем, после пары моих ответов, односложных, по меркам этикета крайне невежливых, девушка надула губки и полностью сосредоточилась на еде.

– А вы не очень добрый человек, Артём Алексеевич,– сказала моя соседка справа.

Я повернулся и посмотрел на нее. Сказано было по-испански, причем с характерным бразильским акцентом.

– Почему вы так решили, Валентина Сергеевна?