ниже и робко касаюсь нежных, сочных, упругих губ. И мать твою… улетаю в космос от ощущений. Я слышу её магический шёпот и треск рождающихся в её руках разрядов. Но ничего не могу поделать с собой, закрыв глаза, я продолжаю целовать её. Потому что это, как кислород, без которого мне не прожить.

Я играю с шаровой молнией, и я отчаянно не хочу останавливаться. Три робких поцелуя, и мой язык проскальзывает меж её губ, прерывая заклинание. Ясмина тихонько ахает, через мгновение чувствую её язычок! И даже инициативу. Ответный жадный, немного неловкий по умению поцелуй. А следом толчок и пощёчина.

Огрела не сильно, но отрезвила хорошо.

— Что ты… — начинает Ясмина, не в силах, похоже, отдышаться. — Что ты себе позволяешь⁈ Больше никогда, понял?

А дикий взгляд говорит об обратном. Торжествуя, отступаю на шаг, чтобы по яйцам не зарядила.

— Гад, скотина, осёл, — шипит на меня. — Да как ты посмел?

— Хочешь, научу тебя целоваться? — Спрашиваю, продолжая наблюдать за её реакцией и наслаждаться!

— Ты… ты дурной⁈ Ты в своём уме? Нет, я всё–таки тебя огрею, чтоб неповадно было.

Начинает шептать заклинание!

А я сматываюсь вдоль стеллажа к читальному залу!

— А ну стоять! — Кричит в след и бежит за мной. — Принимай наказание, трус!

— И не подумаю, — смеюсь. — А целоваться ты вообще не умеешь!

— Что сказал⁈ А ну иди сюда, мальчишка! — Рычит, и я слышу угрожающий треск.

Огибаю стеллаж и уношусь за него, дабы поскорее уйти с линии атаки. Никогда бы не подумал, что ботаничка может так разъяриться! А она не отстаёт, бежит за мной вокруг. На повороте у стены в меня прилетает молния, попадая в ускользающую пятку. Малость тряхнуло, но я удержался на ногах и помчал через два стеллажа прятаться от неё.

— Мазила! — Раззадориваю ещё больше. — Куда тебе в ловцы⁈ Завтра скажу Морозовой, что ей нужна новая молниевичка!

— Только попробуй! — Огрызается, приближаясь. — Сейчас покажу тебе, какая я мазила. Дай только доберусь до тебя.

Прячусь за двумя стеллажами дальше, а она люстрой подсвечивает.

— Вот ты где! — Торжествует и лупит прямо через стеллаж со свитками.

Полки разлетаются с бумагой, как конфетти. А я валюсь, потому что закоротило, и даже пояс паладина не помог! Пару раз дёрнувшись, могу уже вскочить. Но увы, Ясмина тут как тут. Нависает надо мной с победной улыбкой. И искрящейся ладошкой.

— Добегался, сапфир второго курса? — Ухмыляется ещё. — А ну говори, с чего решил, что целоваться не умею? А?

— А что, Макс убеждает в обратном? — Продолжаю провоцировать, не поднимаясь.

Садится на корточки рядом, за грудки одной лапкой берёт. В глазищах диких утонуть хочу. Да пусть хоть съест.

— Он ручки только целует, не такой наглый, как ты, — говорит Ясмина ехидно, раскрываясь всё больше.

— Тебе ж понравилось, признайся, — посмеиваюсь.

— А ну замолчи, — фыркает.

И я резко тяну её, на себя заваливая. Мммм, мамочки, иногда эти ощущения даже лучше чем секс.

Взмыленная красотка смотрит ошалело. Теперь она сверху. И мы… глаза в глаза. Женщина сверху, особенно желанная — это верх очарования.

— Какая же ты красивая, — шепчу, окутанный её свисающими с обеих сторон локонами волос.

Смотрит то в глаза, то на губы. Всё, крошка, попалась ты в мои сети.

Со стороны читального зала доносится суета, прерывая этот сладостный момент на самом интересном месте.

— Вон туда! — Кричит работница архива. — Только не жгите супостатов, свитки поберечь надо!

Ясмина вскочила с меня даже быстрее, чем я сообразил это сделать. Отошла на пару шагов и начала собирать разбросанные свитки, как ни в чём не бывало.

Меж рядов в просвете появились сразу три мастера с искрящимися тремя цветами посохами. Мда! Похоже, нашу потасовку восприняли, как беснование нечисти, которую могли и не всю выловить. А шума мы наделали знатно. Работница архива сама не полезла выяснять, побежала за патрулём.

— Отбой, мужики, — первое, что я сказал, усаживаясь на полу.

— Вы что здесь устроили⁈ — Возникает в проёме и тётка с руками на боках. — Я узнала вас, бывший паладин! Один тут гадить повадился, а другой в свитках купаться! Я… я ректору доложусь!

— Прошу вас, не стоит, — вмешалась Ясмина милым голоском, ну прямо невинная овечка. — Мы искали материал для факультатива, но случайно повалили ряд.

— Полно лгать, госпожа, — продолжила наезд тётка и дальше ехидно. — Теперь я поняла, что вы тут баловались. Слышала я ваши вопли неприличные.

— Да всё прилично было, — пробурчал я, поднимаясь.

— Прошу вас, за мной, — затребовал один из мастеров строго. — Оба.

Маза Ясмины не проканала. Пошли получать от главы приказа Наказаний, к которому нас и повели.

Моя подружка задумчива и угрюма, а я в облаках летаю. На губах касание её всё не проходит. А тот миг, когда она сама начала целовать, он в башке засел, будто нечто невообразимое. Сладкий, умопомрачительный вирус. Как вспоминаю, аж до трясучки. Твою мать, точно влюбился.

Поднялись на третий этаж уже по пустующим поздним вечером лестницам. В коридоре тоже ветер гуляет. Но глава Приказа на месте. Светловолосый, пухленький усатый мужчина лет сорока пяти встречает с недовольной миной. Это один из тех подхалимов, которые перепутали меня с Давыдовым. Сейчас совершенно другое лицо состроил. Очень надменное и недовольное. Видать, собрался уже сваливать с рабочего места, а тут мы.

Завели нас в кабинет и поставили посередине перед его массивным столом.

— Господин Суслов и госпожа Зорина баловались в Архивной, — доложил мастер. — Напугали работницу Архива и помяли двадцать шесть свитков.

Быстро они всё посчитали.

— Я разберусь, спасибо, — отправил своих глава и посмотрел на меня с прищуром. — Господин Суслов, в вас я совершенно не разочарован. Спасибо даже скажу, что у сопровождающих вас мастеров лица целы.

— Всегда «пожалуйста», Очеслав Радимович, — отчеканил я бодро.

— Ладно, с вами всё понятно. А вы, госпожа Зорина? Юное дарование нашей славной академии, что скажете в своё оправдание?

— Простите, я… — начала неуверенно Ясмина.

— Это моя вина. Она здесь не причём, — перебил. — Я бегал по стеллажам и разбрасывал свитки, мешая ей искать нужный.

— Ваше благородство не засчитано, господин Суслов, —