– Как, говоришь, это называется? – спросил он.

– Ахве. Ливанский вариант турецкого кофе, – ответила Асси и застенчиво добавила: – Я научилась у мамы.

Отец кивнул.

– С которой ты никогда не познакомишься, – вставил я.

Асси, Олли и Сет прыснули от смеха, а на лице отца отразилось недоумение. Он был сбит с толку, но при этом – впервые за долгое время – действительно счастлив.

Мы объелись. Я принес большой контейнер массаман-карри с рисом и овощами из «Тай Систер» – любимое блюдо мамы из ее любимого ресторана. Отец заварил к нему большой кувшин тайского чая со льдом, который я привез на машине, поскольку отец добирался на мотоцикле. Олли и Сет вчера весь вечер потели на кухне, колдуя над пекановым пирогом. Было довольно забавно наблюдать, как модница и компьютерный гений работают вместе. Но дружными усилиями они сумели испечь такой пирог, которым мама бы гордилась.

Асси справлялась с приготовлением ахве почти так же искусно, как ее мама, хотя, судя по слегка высунутому кончику языка, все же нервничала, наливая дымящийся напиток в каждую чашечку. Когда все получили по порции, Асси кивнула мне.

– За маму! – сказал я. – Мы тебя любим, мы по тебе скучаем, и… – я пару раз моргнул, вспомнив ее последние слова, – и мы тебя никогда не забудем.

Раздались нестройные возгласы: «За маму!» – все подняли чашки и сделали по глотку. Пока остальные пили кофе и ели пирог, Олли подошла и плюхнулась рядом.

– Знаешь, мне так и не подвернулась возможность тебя поблагодарить, – тихо сказала она.

– Да я всего лишь всех пригласил. Даже не готовил ничего. Это ты пирог испекла! – Я подчеркнул свои слова, откусив огромный кусок. И добавил с полным ртом: – Пальчики оближешь!

– Фи! – Олли скорчила неодобрительную гримасу. – Я имела в виду спасибо, что позволил упасть на хвост с подарком отцу. – Она глянула на него. – Кажется, он почти счастлив.

– Он это заслужил. Последние два года были хуже не придумаешь.

– И не говори.

Вторая годовщина смерти мамы по моему выбору стала нашим личным Днем мертвых, который мы отмечали на кладбище. Не зная, что еще сказать, я решил сменить тему.

– В общем, не надейся, что папин подарок тебе ничего не стоил. За тобой должок в тысячу триста пятьдесят долларов – отработаешь дизайнером на моем следующем сайте.

– Ну, как раз во столько тебе и обойдется один день моей работы.

Я пожал плечами:

– Ах так? Тогда теперь один портрет будет стоит тебе тысячу долларов.

– Заткнись!

– Сама заткнись!

Я откинулся назад, опершись на локти, и огляделся. Посмотрел на отца. На Сета. На Асси. И на маму – за зеленой лужайкой. Да, в нашей жизни определенно есть дыры. Точнее, одна большая дыра – и несколько поменьше, возникших из-за нее. Целиком их заполнить невозможно. Однако всегда есть вещи, приходящие в нашу жизнь. Нечто новое. Неожиданное. Даже удивительное.

Жизнь не идеальна. Далеко не идеальна. Но и не ужасна.

И возможно, отец прав: совершенство переоценено.

Кроме того, мама была по-прежнему жива в моем сердце – сейчас больше, чем когда-либо. Работа над проектом, посвященным ее памяти, научила меня смотреть внимательно… видеть вещи по-другому, гораздо глубже. И этот взгляд сделал меня более стойким… дал мне веру в то, что даже в самые сложные времена мы сумеем справиться с любыми трудностями.

Я улегся на одеяло и закрыл глаза, наслаждаясь солнечным теплом.

– Олли?

– Чего?

– Запомни этот момент.

Примечание от автора

Я написал эту книгу отчасти потому, что меня заинтересовали концепция совершенства, использование искусства для исцеления после утраты и синестезия – неврологическая особенность, которая позволяет человеку испытывать одно чувство через другое (у меня она есть, и то, что я про нее читал, несколько отличается от моих ощущений). Я надеялся, эта история будет звучать более достоверно, так как основана на личном опыте.

Будьте осторожны в своих желаниях.

Через несколько месяцев после начала работы над книгой – когда я уже написал о смерти матери Джеймисона от метастазирующего рака груди, – у моей мамы диагностировали метастазирующий рак груди. За пятнадцать лет до того она уже болела раком, но лечение прошло успешно и она считалась излечившейся. К счастью, я жил рядом с ней и работал из дома, поэтому обычно мог возить ее на медицинские процедуры и осмотры – несколько раз в неделю на протяжении нескольких лет.

«К счастью» не для нее, а для меня. Я бы ни на что не променял те последние несколько лет с ней.

Это было совсем не так удручающе, как может показаться. Поездки к врачам обычно включали в себя последующий обед – часто вместе с моей женой. Благодаря высокому профессионализму медиков большую часть времени у мамы не проявлялось никаких симптомов. Смех был эмоциональной терапией, и я поставил себе цель заставлять маму смеяться как можно чаще.

Мама страдала клаустрофобией, поэтому во время сцинтиграфии скелета она просила меня сидеть рядом и что-нибудь ей читать, чтобы она могла отвлечься. Часто дело заканчивалось тем, что я шутил с ней или читал ей что-то из своих черновиков (но никогда из этой книги).

А потом, после всех шуток, обедов и посещений врачей, все пошло наперекосяк. «Скорая помощь» приехала к маме, ее осмотрели, и у меня случился разговор со старшим фельдшером. (Дело было весной 2020 года, в начале пандемии.) Мне объяснили, что если они заберут маму в больницу, то она останется там надолго и посещения будут запрещены.

«То есть вы хотите сказать, что если я сейчас отправлю маму с вами, то никогда ее больше не увижу и она умрет в больнице – в полном одиночестве?»

Фельдшер посмотрела на меня умудренным взглядом и наконец ответила: «Да». Я поблагодарил ее за честность и сказал, что они могут уезжать.

Мы перевезли маму к себе. К нам домой пришел ее онколог и объяснил, что нас ждет. Мы позвонили в хоспис, привезли специальную больничную кровать и постарались устроить маму как можно удобнее и проявлять к ней как можно больше любви.

Все это происходило одновременно с подготовкой книги к публикации. Ухудшение состояния мамы совпало с началом редактирования текста. Работа над книгой служила мне утешением, но бывали времена, когда я не мог сосредоточиться на словах на экране компьютера. К счастью, у меня были жена, сестра и брат. Однажды, предлагая мне свою помощь, сестра сказала: «Я ведь вижу, что ты пытаешься работать над книгой о мальчике, который потерял мать… пока твоя мать умирает в соседней комнате».

Истории бывают очень разные. Есть истории о людях, совершающих великие героические поступки, спасающих жизни или даже целый мир. Эта история к ним не относится. Это история про мальчика, который потерял мать, и про то, как он, спотыкаясь, нащупывает путь возвращения к жизни – с помощью верных друзей и искусства. Другими словами, это история о любви.

Большинству из нас не доведется спасать мир, но многие из нас потеряли близких – а с начала пандемии коронавируса даже больше людей, чем обычно, – поэтому я посчитал полезным исследовать проблему восстановления. Не важно, чем именно вы занимаетесь: Джеймисон использовал фотографию, я использую слова, а вы можете использовать то, что вам подходит. Важно то, что с помощью творчества и хороших людей мы, возможно, способны выкарабкаться из пустого множества обратно в жизнь.

Спасибо за то, что уделили время этой довольно личной истории. Я надеюсь, книга вам понравилась.

Благодарности

Я бесконечно благодарен трем женщинам, без которых перед вами был бы бессвязный набор слов, а не книга: моей умнице и красавице жене, Венделин (она же мой лучший друг, мой первый читатель и любовь всей моей жизни); лучшему на свете агенту, Джинджер Ноултон, которая непоколебимо верила в эту историю – и в меня – с самого начала; и моему редактору, замечательной Беверли Горовиц, которая точно знала, как и где отсечь лишнее, чтобы проявить душу этой книги.

Спасибо небольшой группе бета-ридеров, которые уделили свое время и внимание и написали отзывы: Эми Голдсмит, библиотекарю с многолетним стажем и, вероятно, самому вдумчивому читателю (и перечитывателю), с которым мне повезло быть знакомым… спасибо за любовь и внимание, подаренные этой