Да, этот мир определенно рехнулся. Или, наоборот, окончательно спятил он сам. Но этот вариант он решил пока не рассматривать и вынес вердикт: здешними чудесами и приключениями он сыт по горло и немедленно возвращается к Соне. Поскольку, во-первых, отчетливо понял, что очень соскучился по ней, а во-вторых, и это было в принятии решения главным, он сильно за нее переживал.

И вообще, подумаешь, женские капризы! Не хочу видеть, не могу слышать, не подходи больше, не бери мои игрушки и, как говорится, не писай в мой горшок!.. Детский сад какой-то! Мужик он, в конце-то концов, или нет?! Имеет он право полюбить? Имеет право бороться за свою любовь?.. Да пусть она что хочет говорит и думает, а он придет и скажет: выбрось всю эту муть из головы, я люблю тебя – и точка! А там, в той комнате, были не мы. В нас сидели «черви». Вот что он ей скажет. И расскажет, что эти расползшиеся червяки наделали тут, в курортном городке. Как быстро здесь люди перестают быть людьми, как легко они убивают друг друга, рвут на кусочки… Как совокупляются походя… Нет, это он, пожалуй, говорить не станет. Зато расскажет, как здесь размножаются делением, как пытаются ходить деревья и летают крыши, как растут из труб дома, а дороги кромсают собой горы, словно буханки хлеба. И пусть Соня скажет, что это все лишь от дурного воспитания и затаившихся порочных желаний!

Все. Решено. Срочно к Соне! Вот только бы еще перекусить на дорожку, а заодно и с собой чего вкусненького взять.

Нича шагал по улице, которая, как он помнил, вела к центральному парку. В тот раз, когда он отдыхал здесь с родителями, они каждый день гуляли по парку и обедали там в открытом кафе. Это воспоминание ностальгически кольнуло его, и ноги сами повернули к парку. А осознав, куда направляется, он не стал ничего менять. Какая разница, где поесть? Почему бы и не в парке? Там действительно хорошо.

Но до кафе он дойти не успел. Собственно, он давно уже слышал неясный шум вдалеке, но за важными думами не придавал ему значения. Но теперь он подошел к источнику шума довольно близко и понял уже, что шумят люди. Из-за кустов и деревьев их еще не было видно, но, судя по всему, собралось их там много. Как бы даже не больше того десятка, о котором упоминал Казик. Впрочем, вспомнил Нича, одних только Кать стало на семнадцать больше. Может, и другие того… размножились?

* * *

Как оказалось, Нича был недалек от истины. Впрочем, он не сразу это понял, даже когда вышел на большую открытую площадку с аттракционами, откуда и раздавался шум. Люди – а их и впрямь оказалось больше чем десять – столпились возле павильона с вывеской «Автодром». И не только возле. Поскольку стен у этого павильона не имелось, хорошо было видно, как и внутри по металлическому настилу, где обычно раскатывают электромобильчики, теперь бегают и прыгают взрослые дяди и тети.

Подойдя ближе, Нича увидел среди скачущих и Аброськину с Казиком. Смысл этих скачек Нича понять не мог, как ни старался. Сначала подумал, что люди танцуют. Но не было слышно музыки, да и движения «танцоров» были вовсе не ритмичными. Больше походило, что люди просто сошли с ума.

Но тут Нича заметил, как с металлической сетки под потолком, служащей в аттракционе токосъемником для двигателей машинок, сорвалась тонкая зигзагообразная молния и впилась в белобрысый затылок коренастому парню в белых шортах. Парень судорожно задергался, отпрыгнул в сторону, побежал, но был настигнут новым разрядом. При этом он орал, визжал, хрюкал – в общем, издавал такие звуки, по которым сложно было определить, больно ему, страшно или, наоборот, весело и приятно. Приглядевшись, Нича понял, что и по остальным стреляют подобные «молнии» – просто при солнечном свете их не всегда было видно.

Заинтересовавшись электрическими эффектами, Нича не сразу обратил внимание на главное. Людей на металлическом «танцполе» становилось все больше. Но не только и не столько из-за того, что некоторые из числа зрителей примыкали к «танцующим»… В основном же это происходило потому, что после каждого разряда «молнии» пораженный ею… раздваивался!.. Нича ясно увидел, как прямо перед ним задергалась в конвульсиях Аброськина, завыла, захрипела, а потом с торжествующим воплем отпрыгнула в сторону. Но не в одну, а сразу в две – налево и направо. Приглядевшись, Нича увидел, что Аброськиных прыгало по автодрому уже четыре экземпляра. Казиков же ему удалось разглядеть лишь троих. Все прочие также имели дублей. Увидел здесь Нича и давешнего толстяка в четырех ипостасях, и «спортсмена» с пивным животиком в количестве пяти штук. «Плясали» там и несколько Кать.

«Эти-то что здесь делают? – удивился Нича. – Они ведь от прошлого своего «размножения» чуть крышами не поехали, описались даже!..»

Тут его заметила одна из Аброськиных и замахала рукой:

– Нича! Иди размножаться! Это такой кайф! Покруче секса…

Договорить Аброськина не успела. В ее затылок впилась голубая дуга разряда. Ольга, будто и правда в оргазме, затряслась, застонала и распалась надвое.

Впрочем, как успел заметить Нича, «классическим» способом размножения здесь тоже не брезговали. Одна парочка делала это вообще стоя, продолжая наблюдать за «танцующими»; еще парень и девушка – Катин дубль – отошли к ближайшей лавочке. Остальные зрители с интересом поглядывали и на «классику», и на «альтернативку», видимо, подбирая себе мысленно более подходящий способ. Впрочем, новый, конечно же, был вне конкуренции. Тем более среди не занятых размножениями зрителей остались одни девушки, да и те сплошь старые Ничины знакомые – Кати. Хотя нет, чуть в сторонке от них стояла молодая женщина, которую Нича раньше не видел. Причем смотрела она не на «танцпол», а как раз на него. И смотрела с очевидным интересом, будто прицениваясь. Вероятно, старый добрый способ размножения казался ей более по душе.

Нича поспешил ретироваться, пока незнакомка не перешла к активным действиям. К тому же смотреть на происходящее ему стало совсем тошно. Внезапно он вспомнил, что совсем недавно тоже «размножился» – там, в копии его родного города, по улицам которой носились оранжевые маршрутки с «ним» за рулем. И если здесь причиной «размножения», как он решил, могли быть проделки «червей», то в тот раз им просто еще неоткуда было взяться. Зато… Зато рядом тогда был Виктор!.. Нича вздрогнул, вспомнив, где и с кем сейчас находится этот мерзавец, и прибавил шагу.

* * *

Удаляясь от автодрома, он невольно продолжал коситься на «танцоров», поэтому старушку он заметил, лишь налетев на нее. К счастью, не уронил, успел придержать и, буркнув: «Простите», двинулся дальше. Но та вдруг окликнула его:

– Молодой человек, погодите!

Нича остановился. Разговаривать с местными сумасшедшими ему очень не хотелось, но и удирать от старой женщины было стыдно.

Впрочем, на свихнувшуюся бабулька не походила. Она была одета по стандартной «старушечьей» моде: сбитые туфли, темная бесформенная юбка ниже колен, вязаная синяя кофточка (это по такой-то жаре!), белый в мелкие зеленые цветочки платок. Но взгляд выразительных серых глаз был холоден и цепок. Эти глаза вообще не гармонировали с морщинистым маленьким лицом, тонкими бесцветными губами, острым, загнутым книзу носом, седыми прядями волос, выбивающимися из-под платка. Смотреть в них было неуютно, зябко. Нича невольно опустил взгляд и уставился на большую сиреневую пуговицу бабкиной кофты.