Он схватил скипетр обеими руками и драматично возвел очи горе, словно бы ища свыше сил, дабы продолжить.

— Недавно паладины Министерства внутренних дел раскрыли заговор против моей жизни.

Он сделал паузу для пущего эффекта, слушая восклицания среди собрания и наслаждаясь последствиями своей наглой лжи.

— Да, эти приспешники демонов сочли меня препятствием своим коварным планам установить другого наследника — того, кто всегда бы находился под властью их чар, был бы послушным псом, вечно обязанным тем, кто усадил его на трон.

Ударив основанием посоха о гранитный пол, он вызвал гром, словно расколовший церковь пополам.

— Но нет! Я встал перед ними с Писаниями в руках, с верою в сердце, и я отправил их обратно в преисподнюю! Господь открыл этот заговор против моей жизни и даровал мне меч, дабы поразить их именем Его!

Дражайшие слуги Господни, мы не примем императора, коего посадят на трон руки убийц. Как гофмейстер, я вынужден передать послание гнева Божия ко всем тем, кто верит ложным обещаниям Демона, и мы больше не будем предоставлять потенциальным убийцам привилегию справедливого суда, а если они настолько пренебрегают драгоценной жизнью, им дарованной, что избрали путь подобных преступлений во имя почитания своих идолов, то мы, как Истинно Верующие, станем мечом Господним и будем преследовать этих слуг преисподней с вдохновенным рвением.

Скромнейшие из верующих, таким образом я сообщаю вам, что Хранитель Фалек Грейндж, его приспешник, разбойный Авл Горд, и представители его личного двора в Богословском совете выявлены и уничтожены. Мы избавлены от упадка, который они принесли этому Совету, доброе имя коего опорочено злыми деяниями этих людей, которые пренебрегли драгоценной привилегией капсулиров, дабы составить заговор с целью предать все, что мы почитаем священным. Их погибель, с последующим отлучением от церкви, спасла не только мою жизнь, но также жизни их собратьев, членов Совета, выступавших против их реформистских путей.

Фалек Грейндж был предателем! Заговорщиком! И в память о себе оставил обман и недоверие. Быть может, его смерть и проклятие его души послужит предостережением тем, кто слушает шепот Демона. И кто действует согласно его словам, будет проклят во веки веков!

Снова сделав паузу, чтобы насладиться звуком собственного голоса, раздающегося в зале, он горящими глазами обвел толпу.

— Я стоек в вере моей, она будет крепче завтра и каждый день до того, как я войду во врата небесные. У Империи Амарр будут Суды Испытаний; таково мое торжественное обещание всем вам. Ни один человек не встанет перед этим алтарем и не бросит вызов законам, которые руководили нами тысячелетиями, дарованными нам Самим Господом.

Когда наследники будут готовы, когда они придут к миру с Господом и примут Его божественный план, тогда мы проведем Испытания согласно законам. До тех пор, — он снова указал на трон, — я всеми силами буду защищать святость этого трона.

Глубоко вздохнув, он склонил голову.

— Да облегчится наш путь к Вере и праведности, аминь.

— Аминь, — хором повторила вся конгрегация.

В своих приватных покоях в соборе Карсот даже не пытался скрывать удовольствия. «Писания, — размышлял он, — орудие для сдерживания деспотов». Тексты, принадлежавшие различным пророкам, утверждавшим, что получили откровение от Бога — бога, который существует только в головах глупцов, — давали недвусмысленные наставления о том, как следовало выбирать императора. Суды Испытаний были проявлением в этом выборе воли Божьей, действовавшей через гладиаторов, выступавших от имени приемлемых наследников. Таким образом, наследственное право на власть ограничивалось, и бойцы, сражавшиеся как за свою жизнь, так и за наследника, которого они представляли, — только они с помощью своих боевых навыков и веры могли определить победителя. Те, кто были заинтересованы в этих смертельных состязаниях, были бессильны влиять на исход, не говоря уж о том, чтобы спастись от последствий поражений.

«Воистину бессильны, — улыбнулся Карсот, пока рабы совлекали королевские одеяния с его дряблого тела. — Так же, как должны быть все наследники, а ныне и Богословский совет, теперь, когда Грейндж мертв, и с ним окончательно умрет и евангелическая вера сторонников легенды о Джамиль Сарум…»

Он поднял руки так, что рабы могли стянуть стихарь, обтягивающий складки его брюха.

Сарум…

Ее имя вызывало страх — не перед божеством, не перед женщиной, но перед угрозой, которую она представляла для его плана. Одна лишь возможность, что она могла все еще быть в живых, была достаточной причиной, чтобы выступить против Грейнджа, популярность которого в Совете превосходила простое восхищение. Он был ближе всех к Сарум при ее жизни и откровенно выступал против Судов Испытаний, когда ее защитник проиграл. Поскольку Сарум, безусловно, была самой популярной из наследников, особенно среди вооруженных сил Империи, Грейндж сам обрел мистический ореол пророка — кого-то, близкого к божественности.

Карсоту подвинули кресло, и он рухнул на него всем своим весом. В покоях появилась дюжина минматарских рабов — подростков, безнадежно подсаженных на виток. Все они были истинными экспертами по части физических нужд и пристрастий Карсота и готовы были, не говоря ни слова, выявить и удовлетворить каждое его темное желание. Раздвинув жирные ноги, он позволил им ласкать себя; позволил мальчикам разминать мускулы спины, возбуждать дряблые мышцы бедер, щекотать языками соски обвислых грудей.

«Смерть Грейнджа положила конец легенде, Сарум, — думал он, стиснув рукой задницу молодого раба и подтащив его поближе. — И теперь его будут помнить как убийцу».

Он заставил раба занять место юной девушки, столкнув ее вниз, придушив и удостоверившись, что у него заткнут рот, в то время как рабыня, которую он заменил, принялась вылизывать другой участок нечистой кожи.

«Сарум мертва, — напомнил он себе. — Наследники одобрят изменения в Судах Испытаний, чтобы спасти свои собственные жизни. Имя Фалека Грейнджа опорочено, и самого его нет больше. Я ближе всех к трону…»

Он чувствовал приближение оргазма.

Сарум мертва.

Регион Делве, созвездие D5-S0W

Система T-IPZB

Сидя скрестив ноги на койке напротив Фалека, Гир уставился на капсулира с острым любопытством, нетерпеливо ожидая ответа на свой вопрос. Тея с другой стороны стояла поблизости, словно охранник, прислоняясь к дверному косяку и наблюдая за ними заботливо и внимательно.

— Ну… мне трудно сейчас это описать, — продолжал Фалек. Он был взволнован, находясь в обществе людей, не проявлявших к нему открытой враждебности. — Я не покидал корабля после своего перерождения.

Если мальчик и ненавидел амарров, теперь он не выказывал ни намека на подобное отношение. Он был зачарован объяснениями Фалека и буквально вцеплялся в каждое слово, которое тот произносил. Тея даже не пыталась скрыть своего неодобрения, но она разрывалась между естественным интересом ребенка и заботой о его безопасности. Она не доверяла капсулиру — вернее, ненавидела его, все то, кем и чем он был, и судьбу, которая из-за него постигла «Ретфорд».