– В Л’Эсперанс.

– Вот как?

– Я стираю белье для дам из Л’Эсперанс, – сказала миссис Феррант по-французски, – вот и завезла постиранное.

– Обычно вы завозите белье?

– Нет, – ответила она сдержанно. – Обычно кто-нибудь из прислуги забирает. Но раз мы все равно ехали в ту сторону, а белье было готово, я доставила его сама.

– Говоря о доставке… Вам известно, что юный Луи – я так буду его называть, чтобы не путать со старшим Луи, – доставил адресованную мне записку от вашего мужа? В полицейский участок. Здесь в Коуве, прошлой ночью. Он подсунул ее под дверь, позвонил в звонок и убежал.

– Черта с два, вы врете, – заявила миссис Феррант по-английски.

До этих пор разговор велся на высокопарной смеси французского и английского и все сказанное на обоих языках звучало в высшей степени благопристойно. Странно было вдруг обнаружить, что миссис Феррант способна высказаться и как жена английского рыбака.

– Вовсе нет, – мягко сказал Аллейн. – Именно так все и было.

– Нет! Клянусь, что нет. Мальчик ничего не сделал. Ничего. В девять вечера он был в кровати и спал.

Хлопнула входная дверь.

– Маман! Маман! Ты где? – раздался детский голос.

Миссис Феррант медленно поднесла руку ко рту.

Малыш Луи пронесся по коридору, забежал в кухню и вернулся обратно.

– Ferme ton bec![55] – визгливо крикнула миссис Феррант. – Я занята. Перестань шуметь.

Но Луи промчался по коридору и вбежал в гостиную.

– Маман! Папа́ арестовали. Мальчишки говорят. Ночью в доме, где он отдал мне письмо. – Луи заметил Аллейна и уставился на него. – Он, – сказал Луи и показал на Аллейна пальцем. – Легавый. Он и арестовал.

Миссис Феррант явно привычным жестом занесла массивную руку.

– Нет, маман! – вскрикнул Луи, съеживаясь.

– И часто Луи получает от вас взбучку за то, что говорит правду, миссис Феррант?

Она швырнула в него счет.

– Забирайте это и убирайтесь сами! – велела она. – Мне больше нечего вам сказать.

– Так и сделаю. И сохраню прекрасные воспоминания о морском языке по-дьеппски.

Наверху, в комнате Рики, Фокс сказал:

– Ну и чего мы добились?

– Кроме подтверждения некоторых догадок и предположений, почти ничего. Если тебе интересно, я думаю, она ревнует мужа, хотя и испытывает к нему ненависть, и полностью находится под его влиянием.

Они сложили вещи Рики. Утро выдалось солнечным, и пейзаж за окном, который с такой любовью описывал Рики в письмах, предстал перед ними во всей своей красе. Гавань блестела в лучах солнца, чайки кружили над водой и пикировали вниз, а на набережной резвилась стайка мальчишек. Малыша Луи среди них не было.

Накрыв ладонью внушительную рукопись, Аллейн думал о том, как долго этот пейзаж будет вспоминаться его сыну. Возможно, всю жизнь, если из этой книги что-нибудь получится. Он накрыл стопку бумаги чистым белым листом и убрал ее в чемоданчик вместе с многочисленными заметками. Фокс складывал одежду. В ящике платяного шкафа обнаружились письма Рики от родителей.

– Миссис Феррант было что почитать, – мрачно сказал Аллейн.

Когда комната приняла нежилой вид, багаж Рики отнесли в машину. Аллейн из каких-то непонятных ему самому, но отнюдь не благородных побуждений оставил на туалетном столике пять фунтов.

Уже закрывая за собой входную дверь, они услышали, как миссис Феррант прошла по коридору и поднялась по лестнице.

– Сейчас деньги вам вслед швырнет, – предположил Фокс.

– На что спорим?

Они подождали. Миссис Феррант не стала швырять пять фунтов, она задернула занавески в комнате наверху, но не до конца, и по легкому их колыханию можно было предположить, что она наблюдает.

Аллейн и Фокс вернулись в Маунтджой после краткого визита в конуру Джонса, где они обнаружили Мосса и Криббиджа, завершивших тщательный обыск и выложивших на стол немалый улов, как Аллейн назвал найденные улики. Он надавил пальцем на несколько тюбиков с краской и ощутил под их поверхностью капсулы. Потом окинул взглядом находки: еще не спрятанные в краску капсулы, переложенные слоями ваты, ножки стула со следами от проволоки и пятнами крови.

– Вы очень хорошо потрудились, – похвалил он Планка. – Обычно в таких случаях я вызываю детектива Томпсона – моего напарника из Скотленд-Ярда, но поскольку у нас тут есть свой профессиональный фотограф, мы попросим сделать снимки вас, Планк. Возьметесь?

Пунцовый от похвалы Планк ответил, что, конечно же, с удовольствием, и его высадили возле участка – взять все необходимое для съемки. Мосс и Криббидж получили задание по очереди дежурить в конуре, пока оттуда не увезут вещественные доказательства, а Фокс с Аллейном поехали в Маунтджой. Съезжая по крутому спуску на главную дорогу, Аллейн глядел на Коув и думал о том, представится ли ему когда-нибудь возможность приехать сюда снова.

Войдя в свой номер в отеле, он увидел ждущую его Трой.

III

Безоблачное воскресное утро сулило прекрасный день. Рики шел на поправку, и хотя его лицо еще напоминало, по выражению Трой, живописнейший закат с полотен Тернера[56], переломы отсутствовали и не нужно было опасаться какого-либо непроходящего увечья. Лодыжки пока болели, но признаков инфекции врачи не обнаружили, и Рики надеялся, что уже завтра сможет выйти из больницы на костылях.

Утром Аллейн с Фоксом устроили «совещание» на балконе гостиничного номера: тщательно, шаг за шагом, проанализировали все факты, которыми они на тот момент располагали, привычно стараясь воссоздать картину событий.

– Видите ли, – сказал Фокс, сдвигая очки на лоб, пока Аллейн закуривал трубку, – дело крайне необычное и даже не поддается классификации. Если рассматривать его как убийство, то обычно в таких случаях сразу возникают подозрения, и остается лишь собрать достаточно улик для ареста подозреваемого. Здесь же все совсем не так, – признал он с досадой. – У вас свои предположения, мистер Аллейн, у меня – свои. Мы даже можем найти какой-то вариант, против которого не будет явных возражений ни у одного из нас, однако на деле все гораздо запутаннее. С одной стороны, у нас наркотики, с другой – та бедная девушка. Связаны ли эти случаи? Ее убили, потому что она пригрозила, что сдаст преступников полиции, если ей не удастся выйти замуж? И если так, которого она бы сдала? У нас три кандидатуры, если можно так выразиться, но только один из них подходил на роль мужа.

– Несчастный Сид.